Любовь Сушко - Тайна «Лунной сонаты». Пленники любви

Нет, все обман, он вовсе не собирался успокаиваться, пока был жив. Теперь, когда Данте снова был в его руках, когда герцог оказался в раю, а не в аду, как обычно случалось прежде. Как правило, он задерживался именно на первой части комедии, теперь он это понял особенно ясно. И хорошо, что понял вовремя. Какой- то, пусть и не очень большой срок ему все-таки еще оставался, он смел, надеяться на это. Конечно «блажен, кто верует, легко ему на свете»…

Он еще мог вместе с гением отрешиться от мелкой и пошлой реальности, и на какой – то миг подняться на ту невероятную высоту, увидеть все, задохнуться от счастья и только после этого умереть. И самое главное, он знал, что сможет это сделать, вопреки всему. И сможет в последний раз взглянуть в лицо Беатриче.

«О Господи! Дай мне сил еще раз пережить и изведать это, позволь мне пройти этот путь снова в последний раз», – взмолился он, хотя кажется, никого и ни о чем не просил давным-давно.

В доме не было окон, а двери так плотно закрыты,

Что какие-то птицы разбились, просясь на постой.

Никого не впускал в этот мир, о, чудак деловитый,

А меня вдруг окликнул с порога так странно: – Постой.

И ему подчинилась, сама я себе подивилась.

Ведь никто в этом мире не смог бы меня укротить.

И морская волна возле ног обреченно забилась.

И меня он позвал, чтобы чаем в саду угостить.

А потом он роман свой читал и в порыве экстаза

То взлетал к облакам, то валился на землю, шутя.

Что там было – не помню. Тонула и слово, и фраза

В этой водной пучине. Кто был он? Старик и дитя.

Впрочем, это со всеми мужами однажды случится,

И затворники снова врезаются горестно в мир.

И закат там алел, и кружилась растерянно птица.

И какая-то тень все витала спокойно над ним.

Что там было еще? Ничего из того, что смущало

И тревожило нервы усталых и желтых писак.

Только птица вдали, обреченно и дико кричала.

Он смотрел в эту даль, и я видела, как он устал.

Дар общения нам, как богатство и слава дается.

Мы бежим от него и в писании скрыться вольны.

Только призрак прекрасный над гением снова смеется,

– Кто она? – я спросила, – Душа убиенной жены.

– Как могли вы? – Я мог, – повторил он, как горное эхо,

И расплакался вдруг, как ребенок, почуяв беду,

И я к морю бежала, и помнила снова про это.

Ночь прекрасной была, но я знала к нему не приду.

И сидел он один, и в саду, где усталые птицы,

Все взирали угрюмо, хранили покой свысока,

Будет долго потом, мне старик этот призрачный сниться

И свечу погасила прекрасная в кольцах рука.

– Навести его, детка, – мне она, наклонившись, сказала, —

– Я сама умерла, он невинен, он просто Старик

И погасши давно, та звезда мне во мраке мигала

И забылся опять, он в романах прекрасных своих.

Никого не впускал в этот мир, о, чудак деловитый,

А меня вдруг окликнул с порога так странно: – Постой.

В доме не было окон, а двери так плотно закрыты,

Что какие-то птицы разбились, просясь на постой.

Но очень быстро книга опустилась к герцогу на колени. Старик посмотрел в окно, хотя увидеть там можно было только кусочек голубого неба, ни деревьев, ни птиц, только несколько веток, словно руки молившихся о чем—то людей, потянулись к нему.

Но он рассматривал что- то совсем иное, а не то, что мог бы увидеть любой другой, оказавшись на его месте. Старик пытался в тот момент заглянуть в далекое прошлое, хотя в последнее время он делал это все реже и реже.

Слишком тяжело было вспоминать о близких, самых дорогих для него людях – все они раньше и позднее покинули этот мир, и теперь находились где- то очень высоко в небесах.

Ушедшие никогда не возвращались назад, и хорошо, что не возвращались. Разве смогли бы они узнать в этом седом гордеце того молодого человека, которого когда-то знали и любили? Они навсегда остались молодыми и прекрасными, а что время сотворило с ним?

Но герцог на этот раз отважился и воскресил в своей памяти Таис, такой, какой была в день их венчания, воздушной и прекрасной. Они были помолвлены с детства, и странно было убеждать кого-то, что он влюблен в нее, но это было чистой правдой. Ему повезло пылко любить ту, которая была предназначена ему судьбой.

Таис была доброй, чуткой и ласковой, она так любила и так восхищалась им, что без всякого труда заменила ему весь пресный и скучный мир, который в ту пору уже стал его порядком раздражать.

Но все те годы, пока она была рядом, он был по-настоящему счастливым человеком.

Как он любил шелест ее платья, звонкий голос и смех. Как легко им было любить и жить рядом.

Он уже не мог вспомнить, в какой момент все оборвалось, когда судьба решила сыграть с ним злую шутку. Но счастье оказалось слишком коротким, хотя, сколько бы оно не длилось – ему все равно было бы мало. Но Таис на самом деле ушла слишком рано. После рождения их дочери Таис долго болела, и с постели больше не поднималась. Какая- то неведомая болезнь свела ее в могилу, она лишь несколько раз подержала на руках пленительную малышку и слабо улыбнулась на прощание.

– Ты проживешь еще долго, дорогой, но потом мы все равно встретимся на небесах и уже не расстанемся, – улыбнулась она.

Он так и не смог произнести ни одного слова в тот жуткий миг прощание, и удержать ее не мог, как ни пытался.

Герцог впервые вспомнил во всех подробностях тот последний для нее день в этом мире.

Потом еще была жизнь, балы, приемы, друзья, служба, он был вежлив со всеми, но ни с кем никогда не был близок. Жил и делал что-то только ради их дочери – Луизы, которую она ему оставила, уходя в вечность.

Со временем Луиза так стала похоже на свою мать, что, глядя на нее, он с радостью обманывался и верил, что Таис рядом. Время для него остановилось, а возлюбленная была так же юна и прекрасна, как прежде. Герцог тешил себя мыслью, что и он сам не стареет, хотя знал, что скоро придется убедиться в обратном. Утешить его на этом бессмысленном пути в никуда могла только обещанная на небесах встреча с Таис.

Он был излишне внимателен к дочери и излишне заботлив, но ничего с собой поделать не мог. Ему не мог понравиться ни один из женихов, которые появлялись у Луизы. Только сейчас он знал, что они были вполне достойны, а тогда признать этого не мог, как не старался смириться с происходящим.

Наконец, дочь не выдержала и настояла на своем.

Граф Ричард был для нее достойной во всех отношениях партией. И герцогу пришлось согласиться на этот союз. Он видел, как они любили друг друга, но какое – то страшное предчувствие не давало ему покоя.

Старик вернулся к реальности, когда родилась его внучка Жаклин. Она была вторым ребенком, сначала на свет появился Серж – его наследник.