Наталья Костина - Все, что мы еще скажем

Я решительно больше не хотел видеть эту дуру с экзотическим именем… вынимать ее из петли, подтирать блевотину или волноваться, пошла ли ее дочь в школу… хотя сегодня, кажется, была суббота и никому никуда не нужно было идти. И все же, несмотря на выходной, мне захотелось немедленно куда-нибудь смотаться, оставив в одиночестве ту, что бродила сейчас в недрах моего жилища, велев ей захлопнуть за собой дверь, а вернуться ближе к вечеру – когда и ее самой, и ее потрепанного имущества в складках местности уже и дух простынет.

– Доброе утро, – вежливо сказал я. – Давайте я вам кофе сварю?

– Не нужно… я сейчас уйду.

Спина у нее была такая же напряженная, как и голос.

– Спасибо вам… еще раз.

– Не за что, – ответствовал я сухо. – Ваша дочь сегодня ночевала у подруги. Ваш свитер пришлось выбросить.

– Ничего… вернее, спасибо, что вы… что я… Вообще-то я не пью, – выдавила она, по-прежнему стоя спиной ко мне.

– И не вешаетесь по пятницам? Или это был еще четверг?

– Это было… – вспыхнула она, однако сразу же взяла себя в руки, – не совсем правильное решение.

– И по этому поводу вы решили выпить? Потому что подумали и нашли правильное?

– А вы меня вынули из петли, а потом подобрали на улице, чтобы иметь право читать нотации? Это ваше хобби? По пятницам и субботам? Или это поднимает самооценку? Кстати, сколько я вам должна? Доктор на дом… внутривенные вливания… ночная сиделка… персональный психолог, наконец!..

– Я за вами еще и подтирал.

Она запнулась на полуслове.

– Простите, – тихо сказала она. – Я сама не знаю… что на меня нашло… вчера… и позавчера… и пять месяцев назад, когда я просто бросила все и… и уехала…

Глаза у нее были не карие, как я предполагал, а синие. Пронзительно синие. И очень блестящие от набежавших слез.

Я выпрямила спину и чуть не застонала – в поясницу будто вбили железный штырь. Руки тоже сводило, даже ночью я дергала ими, словно повторяя бесконечное: раз – раскрыла, два – подставила пакет, три – заклеила и налепила веселую блямбу – заяц, играющий на гармони, а поперек всего написано: «Супермаркет “Дешевочка!” Ниже цены – веселее жизнь!»

«Дешевочка»… Я закашлялась от пыли, которой в конце смены покрывалось все: волосы, одежда… пыль набивалась в нос, в легкие, в уши… кажется, даже в душу. Сама себе я тоже казалась блеклой и пыльной, как все вокруг: бесконечная подмокшая гречка, залежавшаяся пшенка, перловка с плесенью, макароны с мышиным пометом, который нам же перед фасовкой надлежало и выбирать… словом, та самая «дешевочка». И бесполезно было утешать себя, говоря, что все равно это лучше, чем ничего…

На весах значилось ровно 920 граммов, на пакете – гордый килограмм. «Дешевочка», нанимавшая таких, как я, которым некуда было деваться, вместе со своим хитро подмигивающим зайцем, наяривающим на гармони, обманывала, обвешивала… с миру по горсти, «Дешевочке» – капитал. А мы… нам тоже не с руки, оказывается, жить честно, платить налоги, урезая тем самым свою-дешевочкину долю. Черный нал в конверте – «больше зарплата – веселее жизнь!» в конце недели, а не нравится – пинок под зад и на улицу!

– Эй, заснула?

– Сейчас…

Я протянула руку и снова включила автомат. Плечо и шею резанула острая боль, я охнула, пакет дернулся, гречка посыпалась мимо.

– Девочка ну такая работящая, ну такая работящая, только без рук!

Я стиснула зубы. Уйти отсюда сейчас, накануне зимы?! После того как чудом устроилась на это не самое плохое в мире место, да еще и недалеко от нашего теперешнего дома, всего каких-то пятнадцать минут местным автобусом! До этого я целый месяц вставала затемно, чтобы успеть на маршрутку, потом метро и снова маршрутка… назад – тем же макаром, тратя не меньше четырех часов в оба конца.

Чертов город – огромный, как спрут, обвивающий и высасывающий силы… Я почти рада, что сразу после окончания испытательного срока меня вытурили. Выперли, не выплатив и половины обещанного, – по простой, наработанной рабочей стратегии фирмы. И половина из недоплаченной половины ушла на транспорт. Я снова осознала полную непригодность к чему-либо, кроме того, единственного занятия, которое для меня теперь тоже было потеряно навсегда. Но… одним махом я разделалась и с Городом! – я усмехнулась. Я обманула его. Запутала следы. Затаилась на время, задержала дыхание, сбила погоню…

Я вспомнила, как глупо и значительно я представлялась: «Жасмин, консультант по контенту». Да черт с ним, с этим контентом, в котором я, если честно, ни черта не смыслила! Тут же, где я просто дергаю за рычаг, ни пыжиться, ни разбираться ни в чем не надо – только и требуется, что не сойти с ума от тупой монотонности, утешаясь простой мыслью, что еще неделя – и я смогу купить Лиске зимние сапоги…

– Я тебе в следующий раз еще и карманы повыворачиваю!

Я замерла на ящике, который подставляла из-за своего недостающего роста, и боялась пошевелиться. Р-раз – раскрыла, два – подставила, три – заклеила… Р-раз… два… три… Р-раз… будьте вы все прокляты!.. Два… вчера, перед уходом, я психанула и насыпала полные карманы гречки. Уговаривая себя, что украла куда меньше, чем те, кто выставил весы на дешевочкин килограмм… Сотни, тысячи пакетов в день без восьмидесяти граммов… я же унесла домой от силы триста… Всего триста! Унесла триста граммов гречки – наш с Лиской ужин… и свою совесть.

– Слышь, ты, чудо луганское? Чего молчишь?

– Не трогай ее, Людка…

– А чего мне ее не трогать?

– Она не от хорошей жизни тут стоит. У нее образование консерваторское.

– Ты еще за них заступайся! Вот пусть и стоит как все, и нечего по карманам тырить… Консерваторская! А не нравится – пусть идет прямо по специальности – консервы тягает из фуры на своем горбу, как другие… я вот тоже на скрипочке пиликать училась… целых три месяца!

– А потом что?

– А потом соседкин хахаль взбесился, приперся и сказал, что коты за окном и то лучше орут! И если я не перестану, он купит пузырь валерьянки, обольет нам дом и буду я играть с оркестром!

Они дружно ржут, а я дергаю за рычаг… Раз-два-три… раз-два-три… раз-два-три… ниже цены – веселее жизнь… У меня была веселая жизнь… действительно веселая… нормальное детство… хорошие родители, которые во мне – позднем ребенке – души не чаяли. Раз-два-три… раз-два-три… раз-два-три… если не вслушиваться в разговоры вокруг, не смотреть, то это почти метроном… почти музыка… Музыка, которой у меня больше никогда не будет. Все умерло… умерло!.. как и мои родители, вдруг ушедшие один за другим… Сначала мама, а потом папа, который просто без нее не смог. Мне казалось, что я только сейчас это поняла, а тогда была как слепая и глухая. У меня было свое, застящее весь свет вокруг, и без которого я тоже не мыслила жизни: муж и маленькая Лиска. У меня было свое маленькое счастье и свой большой эгоизм… Когда у тебя такое огромное, такое полное и молодое счастье, тебе и в голову не приходит, что кому-то недостаточно твоих звонков раз в неделю… И разве тогда я могла знать, что такое НАСТОЯЩЕЕ одиночество?!