Лев Голубев-Качура - За что, Господи? Роман

Николай открыл глаза и непонимающим взглядом обвёл окружающую его обстановку.

В помещении было полутемно, и он не сразу сообразил, где находится. Над ним нависала чья-то лохматая седая голова, и беззвучно шевелила губами. Кажется, эта голова что-то говорила, но что, он понять не мог…

Постепенно сознание начало проясняться и, сев на койке, он расслышал:

…вот я ему и говорю, нельзя, мил человек, хотя ты, конешно, полицейский чин и представляшь власть, так ведь инструкция не дозволят…. Инструкция!

А он не слушат, одно трындит: «Я пару кругов прокачусь и всё. – Тебе, старый хрыч, жалко самолётов, что ли.»

Наконец до Николая дошло: он же арестован, и закрыт как убийца кого-то в тюремной камере, а этот лохматый дед – его сосед по камере, и что-то обиженно ему рассказывает, пытаясь то ли его, то ли себя, в чём-то убедить.

Дядя Юра, вспомнил Николай имя лохматого дедка. Вроде бы так он просил его называть, когда знакомились, или я ошибаюсь…? Да, нет, не ошибаюсь.

– Я что-то не пойму, вы о ком говорите, дядя Юра? – рискнул назвать его этим именем Николай, и заодно пытаясь понять, о чём, собственно, или о ком, идёт речь.

– Так ты, чай, совсем не слушал меня, мил человек. Я тебе, значит, всё в подробностях описую – за что в кутузку попал – а ты, навроде как, не слушаешь…, в своих мыслях застрял, тоись, я хотел сказать…, как-бы вдушевном расстройстве находисся…

– Похоже на то, дядя Юра, похоже на то, – сокрушённо признался Николай, и для убедительности даже развёл руки. – Вы не могли бы рассказать всё… с самого начала, – попросил Николай, чувствуя, что деду ой, как хочется поделиться своим горем с соседом.

Вероятно, дед принял меня за благодарного слушателя, подумал Николай и, по простоте душевной решил поделиться своими делами-заботами. Да и куда мне деваться? Из камеры не убежишь, и от соседа не отгородишься…

Он знал таких людей. Пока не выложат всё – не выпустят из своих цепких рук. Им крайне необходимо довести свою мысль до конца.

…Так, я ему и говорю, – послушай мил человек, хучь ты и власть, не прерываясь, продолжил сосед…

– Подождите, дядя Юра, – не дал он деду докончить фразу. – Вы с самого начала постарайтесь, а то я могу чего-то не понять…. – Потом вы начнёте на меня обижаться…

– Так я и пытаюсь в подробностях тебе всё доложить, как было-то…

– Дяядя… Юра…, да подождите вы, я же не отказываюсь вас послушать, давайте с самого-самого начала, с того момента, как Вы сказали…

– Ага. Так я ж с самого-самого начала и хотел. А ты, мил человек, всё дядя Юра, да дядя Юра! Только мысль перебиваешь, – обиделся старик. – Ты лучше не перебивай и не лезь «Поперед батьки в пекло», ты слушай!

…Так вот, значит, дежурство у меня проходит в Центральном парке Культуры и Отдыха, вновь начал он свой рассказ, я давно там работаю – сторожем. Всё какая-никакая прибавка к пензии. Ну, чай, сам знашь! На молочко там… с мягкой булочкой, на сметанку…

Ну, вот. Заступил я, неделю тому назад на смену, ну, тоись, принял инвентарь по описи…

– Какой инвентарь у сторожа? – удивлённо поинтересовался, Николай.

– Тоись, как это, какой? Ты что, Коля, в парке нашем никогда не был? – подозрительно покосился дед на него. Какой, какой?

– Да был я в парке! Много раз был.

– А, что же тогда спрашиваешь, какой инвентарь? Обнаковенный инвентарь: колесо обозрения – раз, – и дядя Юра стал загибать искривлённые артритом пальцы, -энтот, как его…, ераплан – два, горки разные значица, качели -двух сортов, и ещё много чего. – Ка-ко-й инвентарь…? – опять оскорбился дядя Юра…. Скажешь тоже…. Ты, слушай, да не смей перебивать…

…Зашёл я, значица, к себе в сторожку, почаёвничать с устатку, продолжил дядя Юра свой рассказ-быль, откуда ни возьмись – полицейский. Ты, говорит, сторож здешний? Ну, я – отвечаю. Вот, говорит, хочу я на самолёте прокатиться…, испытать, как оно там, наверху, в воздухе? Не могу, говорю я ему, инструкция не позволят. Какая-такая инструкция? – заругался он.

Ну, я ему и говорю: «Билет надоть приобресть».

Так ты бы, дед, сразу так и сказал, опять говорит он, и достаёт из карманов непочатую бутылку…

– Вот ты скажи, Николай, – могу я в таком разе отказать хорошему человеку? Он меня уважил? Уважил! Должон я ему тоже уважение оказать? Должон…

На мгновение дед прервал свой рассказ и взял Николая за руку.

Подержав секунду-другую, отпустил и, продолжил:

…Пришли, значица, мы к ераплану, садится он в энтот самый ераплан и приказывает: «Давай, запускай мотор на полную мощь! И смотри, чтобы ветер у меня в ухах свистел! А то пожалеешь, чёрт нечесаный, что со мной связался!»

Ну, я чего? Я, конешно, маненько испужался – государственный человек ведь приказывает, при погонах, не какая-нибудь там вошь мелкая, вроде тебя или меня скажем, но понимашь какое дело – у меня инструкция!

– Не, не могу, – говорю я ему, – извини, не положено! Ты меня не пужай!

– Как так не могу? – закричал он мне с ераплана. Я тебе за билет заплатил? Заплатил! Так что, давай, включай свой «ераплан» и не морочь мне голову.

– Не могу, – опять я ему говорю. Не могу и всё, хучь режь меня на мелкие-мелкие кусочки…

Николаю стало интересно, чем же закончится экспериментальный полет на самолёте, охочего до дармовщины мелкого полицейского чина? И он стал слушать более внимательно.

…Ты, говорю, инструкцию нарушашь, продолжил свой рассказ дядя Юра. Надобно ремнями пристебнуться, а то выпадешь невзначай, разобьёсси, а мне отвечай? Нетути. Мне отвечать за тебя не хочется, мне ишшо пожить охота, да и старуха моя ругаться будет…

Ну-к, застебнул он, значитца, всю портупею – я за ним наблюдал строго: в нашем деле, Коля, соблюдение инструкции – главное дело, не то што как у некоторых других…

Николай уже еле сдерживал смех. Ситуация складывалась трагикомическая. Он чувствовал – добром эта полицейская затея не кончится, а дед был краснобай, каких поискать.

…Включил я, значитца, моторы на полную мощность, дальше вёл свой рассказ дядя Юра, он, значитца, сделал два круга. Слышу – кричит и рукой машет, навроде как, ты иди себе, иди, а я ещё покручусь малость.

Я сразу здагадался – пандравилось ему шибко летать. А то што лицо зелёное, так энто могет с непривычки к полёту, а могет быть луна своё отражение имела, ну, хучь бы от ераплана, или дерев.

Ну, раз он доволен, я, знамо дело, пошёл к себе в сторожку…, не буду же я спорить, ежели за билет заплочено сполна, и он сам меня отпустил.

Ну, выпил я маненечко, не пропадать же честно заработанному угошшению-то, огурчиком закусил…: у меня ещё с прошлого дежурства два штуки солёненьких припрятано было. Потом…, ишшо маненечко приголубил…, потом…, кажись, уснул, не помню…

Проснулся я от какого-то шума на моей территории. Дай, думаю, погляжу, кто это на моей подотчётной территории буянит? Выхожу и, что ты думаешь, вижу? А вижу я Коля настоящие страсти Господни…, куды там в кине! Представляшь, стоят две полицейские машины, а чуть подале скорая помощь – красно-синие огни так и мигают, так и мигают, будто на ёлке новогодней, а вокруг народишшу, не сосчитать…!