Александра Нюренберг - Глобус Билла. Первая книга. Почти человек

– Из легендарного рода Хорс происходит прабабушка его высочества.

Спросивший едва не потерял сознание и пролепетал:

– Шутка…

Биллу сделалось жалко проигранного золота, хоть оно было проиграно не им. Он приветливо обратился к отступающему:

– А папа у меня белый. Впрочем, про папу или хорошо, или ничего.

Он надеялся, что его реплика в вечернем, всегда более обильном доносе, перебьёт интерес к несчастному дураку.

Билл вспомнил семейное Предание – но прошу тебя, умоляю, не лезть раньше времени со своим папирусом, хроникёр, как этот незадачливый наглец из бездельничающей молодёжи.

Билл унаследовал белую кожу и светло-рыжие волосы рода Баст. Рост и стать, пожалуй, тоже. Подарком почти мифического древа Хорс было только его свойство бледнеть до желтизны от гнева и иных страстей. Сейчас он был обычного цвета. В наследство ему досталась ещё некоторая особенность в складе кистей рук, придающая особенное значение самым обыденным движениям да ещё природное величие походки.

Он мог вести себя почти разнузданно, но вдруг так повернуть большую голову на стволе шеи и метнуть зависающий в воздухе взгляд, что его разгильдяйство начинало казаться самым правильным и полным достоинства поведением. Если рядом не было леди Сунн, понятное дело.

Самих Хорсов, конечно, уже не встретишь. Во всяком случае, о них никто не слышал последние Трах-тарарах лет. Речь шла о генетической информации, сохранённой в роде людском. Все, впрочем, семьи людей Хорс относились к непростым, чтобы это не означало. Я, например, не понимаю, что это означает.

Они никогда не служили в армии, хотя, говорят, у них есть так называемая закрытая гвардия, вроде как для охраны научных объектов. Призрачная научная империя Хорсов была унаследована вывезенным с Э… номер седьмой и ставшим избранным народом. Ну, да это так… разговоры. Таких разговоров серьёзные нибирийцы и люди не ведут, над такими посмеиваются, поминая теорию заговора, как символ обывательского сознания.

Билл, хотя его умолял отец, в армию не пошёл. Весь срок он топил котлы в какой-то прачечной, но заодно негласно приобрёл некую военную специальность. Ну, может, он и привирал для таинственности или даже врал вовсю, чтобы утешить отца. Билл на отцовские попрёки всякий раз отвечал, что, зато он чист – как чистокровная нибирийская девица.

Чаятельно, Ас знал, правда это или нет. В смысле, речь не о девице. Но у него разве дознаешься? В своё время он, по слухам, служил в том заведении, при котором числилась прачечная, но ушёл оттуда. Кажется, был какой-то скандал, а может, и нет.

Мимо прошёл тот, кто опознал Билла, с неуловимым лицом и голосом. Замедлился, прислушиваясь и отвернувшись. Билл успел его разглядеть. От паркета под ногами было впечатление, что его натирают дважды в день. И от этого лица тоже. Причём, трут, как следует, и в отличие от паркета – наждаком.

– Здесь чего не хватает. – Сказал Билл, налюбовавшись и паркетом и лицом, и подходя к Асу. – Мама бы так сказала.

Оглядываясь, он снова пустил было в ход свои нахваленные руки, но вовремя опомнился. Ас холодно ответил:

– Разве? Но здесь же всё так и блестит, – он повёл плечом, и тень его прошлась по стенам и гостям.

– Огня здесь нет.

– Какого тебе надобно огня?

Билл исподлобья взглянул.

– Внутреннего… который проступает наружу, и его не утаишь.

– Любовных дел, что ли? – Твёрдым голосом молвил Ас.

Билл засмущался.

– Тш.

– В смысле есть ли свеча, об которую ты бы не погрел свои…

Билл взглянул на свои многозначительные толстые пальцы.

– Тебе должно быть стыдно, бастард. – Строго сказал он.

– Вот незадача-то, – не шевелясь, ответил тот, – мне не стыдно. Вестимо, оттого, что я отдал долг Родине, погрев её.

– А я-то – как отдал. Сколько френчей с окровавленными нарукавниками были отпарены, благодаря моим выразительным рукам, почерневшим от угля.

Заметив сбоку сутолоку, Ас отвлёкся. Билл, избавившись от критикана, принялся пугать какую-то даму, показывая ей часы Аса.

– Нет, ты подойди… Подойдите, сир Александр. Пожалуйста.

Ас, слегка двинув какими-то мышцами лица, которых у обыкновенных мужчин нету даже при ежедневном посещении зала с тяжестями, позволил ему цапнуть своё запястье.

– Видите? Цифирки-то? Двадцать два, затем двоеточие и двадцать один. Вот… что у нас было в две тысячи двести двадцать первом… пардон – втором, году?

– Война. – Сказал кто-то.

– Национализация?

– Ещё предложения, господа?

– Война? – Помявшись, сказал тот же голос.

Кто-то торопливо шёл, крича:

– Война, сир Баст! Война. Я вспомнил. Ну, как же. Или, ну, национализация.

– Спасибо всем. – Сказал Билл и отпустил запястье Аса, которое тот зло отдёрнул. – Страшная бестия, эта история, столько событий. Запутаешься. Но дело в том, господа, что часы, в частности, вот эти суровые командирские на прельстительном мужском запястье… дамы, у вас есть возможность взглянуть на его безымянный палец… так вот, и те, и эти устроены по принципу Больших Часов. Сколько отпущено нам, столько и вставили в циферблат. Потому у нас после две тысячи триста пятьдесят девятого года ничего не будет.

– Как? – Спросила статс-дама. – Совсем ничего?

– Кем отпущено?

– Как на Эриду… – Вырвалось у кого-то.

Почему-то смятение посетило всех гостей разом и хрупкая их толпа – ключицы в алмазах и пластроны с алмазными булавками – трогательно сдвинулась. Показалось ли Биллу, что кто-то смотрит внимательными и ничуть не испуганными глазами из этой толпы?

Ох ты, Абу-Решит… да конечно, не показалось. Интересно, в папиной личной службе костюмам выдают алмазы? И куда им вставляют проводки?

Строгое личико Аса с его всегдашним трагизмом в серых, вытащенных из холодильника и почему-то красивых глазах, показало известную формулу: выпутывайся сам, чувак. Это при том, что Билл прекрасно мог представить, как сир Александр делает шаг и заслоняет его, дурака, от пули и вот – пуля врезается в его белую рубашку, натянутую на груди как бы чем-то железным, хотя там только он сам. И так Билл увидел это ясно – ну он бы такого не позволил, понятное дело… но картинка милая, отчего бы не полюбоваться. Даже потрясти головой и прижмуриться пришлось, чтобы вытряхнуть изображение.

Но вдруг Ас поставил бокал на врезанный в воздух поднос, и показал себя во всей красе. Не зря Билл нафантазировал себе историю с пулей.

Ас прошёл в середину и, обернувшись на каблуке, оглядел зал и гостей.

И?..

И всё.

А что вам, господа, надо?

Это если вы, возможно, пройдёте на середину зала и оглядите гостей, ничего не будет… о, не хочу вас обидеть.

Но если вы – он. Если у вас вечный холод в глазах и плечи под штатской рубашкой и пиджаком, как металл, если ваша походка – это походка убийцы или героя, тогда вы сможете остановить любое смятение, и даже трусливые сердца вам подчинятся. И будет забыт страх. Страх, представьте… и тот будет позабыт.