Марк Барроклифф - Подружка №44

Прошло полчаса. Я допил до дна свой бокал, затем остатки вина из кувшина, затем осушил бокал Элис и заказал еще кувшин. Мозг молчал, но для издерганных нервов и это было слишком громко. Когда мозг очнулся, то мысли приобрели форму газетных заголовков: «Мужчина лет тридцати найден задушенным в Большом канале», «Спасаясь от нападения своей подружки, английский турист совершает смертельный прыжок в канал», «Вскрытие подтверждает: смерть наступила от удушения». Меня поразила зловещая догадка: может, моя смерть на воде станет второй на совести Элис?

Из-за грозы и своей внутренней борьбы я не услышал, как вернулась Элис. Не иначе снова приплыла по воздуху.

– Он назвал меня подлой изменницей.

– Значит, не так уж сердится, – вяло заметил я. – Тебе было приятно? Тебе ведь нравится, когда тебя обзывают блудливой сукой, верно?

Памятуя, о чем мы говорили, я не знал, как действуют на нее оскорбления.

– Ни черта мне не приятно, – отрезала она. – Ты не сказал мне, что позвонил ему.

– Он был нездоров, и я хотел проверить, все ли у него в порядке.

– И поэтому разболтал, где ты и с кем?

– Упомянул вскользь.

– Как, по-твоему, он это воспринял – плохо?

– Сказал, что сожжет всю мою одежду и убьет меня, когда я вернусь, так что лучше, чем я предполагал.

Удобно дружить с Джерардом: даже когда его нет рядом, можно врать о нем, что в голову взбредет.

– Мне он сказал, что ты хвастался.

– Я не хвастался. Возможно, я торжествовал, но делал это сдержанно и пристойно.

– Еще он спросил, не хочу ли я слетать с ним в Венецию недели через две.

– И что?

– Я отказалась. Чем еще раз тратиться на билеты, я лучше здесь квартиру сниму. А тебе-то не все равно, что я ему ответила?

Это меня несколько отрезвило.

– Послушай, Элис, – начал я, глядя ей в глаза, как полицейский, объясняющий малолетнему правонарушителю, что за штука жизнь, – мне совсем не все равно. Ты очень, очень мне нравишься. Джерарду я позвонил, только чтобы понять, в порядке ли он, и вот не удержался, проговорился, что я с тобой. И все.

Она смущенно улыбнулась.

– Так что ты там собирался со мной делать, когда привезешь меня обратно в гостиницу?

Я еще раз подробно объяснил, что это мое личное дело, затем мы вышли на ночную улицу и побрели на площадь Св. Марка. В полночь, посреди площади, когда все нормальные люди прятались от грозы, я целовал ее при свете молний и думал, как странно стоять вот так, только вдвоем, на одной из самых посещаемых туристами площадей мира. Тут я вспомнил, что вести себя надо властно, и со всех сил стиснул Элис в объятиях.

В Лидо мы возвращались на вапоретто , стоя на корме под ливнем и раскатами грома.

– Ух ты, наверное, вот так же видел это Наполеон, – сказала Элис, глядя на цепочку огней вдоль берега Лидо.

– Какая банальная мысль, – ответил я, за что тут же получил по шее.

В номере передо мною встала проблема перехода к решительным садомазохистским действиям, что для новичка легче сказать, чем сделать. Почти все, кто сознательно вступает в сей тайный мир, оснащены полезными фантазиями на тему пыток и насилия, которые существенно помогают им при первых неумелых опытах. Я был просвещен куда меньше: пределом моих отроческих мечтаний была реклама эротического белья в глянцевых журналах. Разумеется, связывать девушек мне уже приходилось, теперь почему-то все они об этом просят, но, дабы произвести впечатление на Элис, по-моему, следовало зайти несколько дальше.

Мой мозг лихорадочно работал над этой задачей всю обратную дорогу. Сигаретные ожоги? Нет, не годится: такого я не смогу сделать, как бы меня ни умоляли. Электрический провод в качестве плети? Но это загубит на корню мои фантазии об избиении знаменитостей мужского пола.

Требовалось нечто выходящее за рамки моих предыдущих опытов и притом безопасное для моего психического и ее физического здоровья. Но, как выяснилось, она сама кое-что придумала.

Я набросился на нее, не успев закрыть дверь в номер, поскольку именно так, по моему разумению, подобало вести себя сексуальному хищнику, да к тому же мне просто этого хотелось. Мы упали на кровать, я тут же задрал ей юбку, не тратя времени на такие мелочи, как блузка; навалился на нее, она обвила меня ногами, и несколько минут мы страстно целовались. К моему приятному удивлению, под юбкой оказались не колготки, а те чулки, что я видел в рюкзаке.

После лобзаний и стандартного набора грубых ласк мы наконец освободились от одежды и заняли самую традиционную и старомодную из возможных позиций – «мужчина сверху». По моей книжке, все шло как надо: я блаженствовал, я обладал прекраснейшей из когда-либо доступных мне девушек и большего желать не мог. Но у Элис были другие соображения.

– Ударь меня, – выдохнула она, едва сумев на миг оторвать губы от моих.

– Куда? – оторопел я, успев уже забыть о немедленной необходимости проявить жестокость. Авось Элис не заподозрит меня в том, что в садомазохистском угаре я еще себя помню.

– Куда хочешь, – ответила она, чувствительно шлепнув меня по заду. – Скажи, что Джерард прав и я блудливая сука.

Признать, что Джерард в чем бы то ни было прав, для меня удовольствием не было. Поэтому я игриво заявил: «Вот тебе, стерва» – и осторожно шлепнул по щеке, точно будя малого ребенка.

– Сильнее, – потребовала она. – Бей сильнее.

– Сильнее? Ты хочешь?

Я надеялся, что она скажет: «Нет, не надо, я передумала, переходи к обычной процедуре».

– Не болтай, бей.

Она больно вцепилась мне в волосы, и тогда я действительно отвесил ей оплеуху – в основном для того, чтобы она меня отпустила. Она охнула от наслаждения, разжала пальцы и упала на подушку.

– Еще хочешь? – спросил я, стараясь говорить жестко, но тон получился, будто у тетушки, которая выдала племяннику предостаточно лакомств.

– Бей, – приказала она.

Я закатил еще две пощечины. Она глухо вскрикнула. Да, подобных выражений удовольствия я давно не слыхал. Щека у Элис покраснела, и я захотел остановиться.

– Ты в порядке? – спросил я. В опусах де Сада такой вопрос, должно быть, встречается нечасто.

– Продолжай, – выдохнула она.

Я ударил еще раз, и второй, и третий, хотя без особой уверенности. Вспышка молнии залила комнату белым светом, и лицо Элис на подушке показалось мне бескровно-бледным, точно у трупа в морге. Когда я ударил ее, она замерла и напряглась, как на неудачной фотографии. От следующей пощечины ее лицо исказилось и застыло. А потом грянул гром. Я был готов услышать крик «режь» или увидеть в окне графа Дракулу, но, занеся руку для четвертой пощечины, услышал почти беззвучный шепот:

– Не надо.

Я опустил руку и при свете новой молнии увидел, что Элис плачет.