Кэтрин Стоун - Ложе из роз

– Но я знаю. Когда я разыскивал тебя после того, как ты ушла, я узнал так много… Я знаю о девочке, родившейся в ночь Хэллоуина в южной Калифорнии, но не в маленьком городке Вермонте. Беременность и роды были очень тяжелыми, и в первый же год после ее рождения родители развелись. Эта маленькая невинная девочка почему-то считала, что в этом была ее вина.

Почему-то?

Конечно, это была ее вина. Брак ее родителей был счастливым – восемь лет близости, любви и страсти, пока наконец они не решили обзавестись ребенком. Именно она, искалеченное маленькое чудовище, стала причиной их разрыва и распада семьи. К тому времени, когда развод стал фактом, все воспоминания о былой любви изгладились.

Однажды Кассандра случайно подслушала, как ее мать откровенничала со знакомой.

«Это было величайшей ошибкой моей жизни», – сказала тогда мать.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что крошке пришлось находиться то с матерью, то с отцом. Ее жизнь разделилась на две части, а асимметричное лицо стало символом этого разделения, будто в момент рождения какая-то злая сила знала, что ожидает малютку.

Для матери маленькая Сандра была искаженным подобием мужа. Отцу же маленькая девочка напоминала худшее, что он видел в некогда любимой жене. Для всех остальных она была просто маленьким уродцем.

Неужели и для Чейза, для человека, который любил ее?

– Она вовсе не была неудачницей и ошибкой природы. Всего лишь маленькая девочка с чуть обвисшей щекой. Но, должно быть, она чувствовала себя лишней, никому не нужной, так как вечно подвергалась насмешкам и унижениям из-за своего асимметричного личика.

Голос его был сама нежность, но теперь это не имело значения. Слишком поздно, слишком поздно.

Он никогда не узнает последней и окончательной правды, которой простить не мог бы никто, включая ее саму.

Воспоминания вернулись к Кассандре с беспощадной ясностью, и мучительная боль пронзила кокон, окутавший ее память, ее бедный истерзанный мозг, как когда-то золотые лучи солнца пронзали туманы, окутывавшие Черную Гору.

Но боль не сулила никаких радуг – только еще большую боль, еще большее страдание, разрывавшее ей сердце тем больнее, чем дольше она находилась на этой горе грез.

– Чейз?

– Да?

– Я хочу, чтобы Мэлори выдвинула обвинения сейчас же. Я готова встретиться с Большим жюри при первой возможности.

К тому времени я поправлюсь и буду достаточно сильной, чтобы уехать.

Черная Гора Пятница, шестнадцатое ноября

Мэлори Мейсон позвонила в начале дня. Трубку взяла Хоуп.

– Мне нужна Кассандра. Слушания начнутся во вторник и должны быть закончены к двадцать девятому. Пока что мой список свидетелей неполон, но я ожидаю звонков от Джека Шеннона, Аманды Прентис, главного врача-нейрохирурга Уэствудской больницы, невропатолога из Куртленда, двух экспертов по судебной медицине и, наконец, Кассандры. Возможно, она не понадобится мне до среды. Ах да, еще соседка, автор мыльных опер. Но мне хотелось бы встретиться с Кассандрой здесь в понедельник, чтобы договориться о том, как она будет давать показания. Это надо сделать до начала слушаний.

– Слушаний, Мэлори?

– Разве ты не видела программу новостей?

– Нет.

– Ладно. Люциан Ллойд начал беситься по поводу того, что мы все держим в секрете. Он жаждет правосудия.

– Значит, у нас будут предварительные слушания?

– У обвиняемого тоже есть права. Роберт Форест желает воспользоваться ими полностью.

Заседание Большого жюри было тайным – без обвиняемого и прокурора. Предварительные слушания, напротив, являлись репетицией судебного процесса: там не было присяжных, только судья, поэтому они напоминали шоу, разыгрываемое обвинением. Роберт желал, чтобы на слушаниях присутствовал его защитник, и Люциану Ллойду было разрешено вести перекрестный допрос свидетелей, включая саму потерпевшую.

Конечно, сославшись на тяжелое состояние Кассандры, можно было бы просить об отсрочке, и хотя Люциан Ллойд непременно начнет возражать, апеллируя к статьям закона, все же в такой просьбе будет трудно отказать. Но Хоуп знала, что Кассандра выберет предварительные слушания вместо бесконечных отсрочек.

– Слушания начнутся через одиннадцать дней?

– Так хочет обвиняемый.

– А ты будешь готова?

– Должна. Думаю, с твоей помощью, Хоуп, я смогу с этим справиться. Мне надо, чтобы ты подготовила Кассандру, составила текст ее показаний и провела репетицию перекрестного допроса.

– Ты хочешь произвести настоящий фурор на слушаниях.

– Ну нет, моя цель не в этом. Не волнуйся, я справлюсь со своей задачей; а вот перекрестного допроса я опасаюсь. Ты сама знаешь, какова репутация Люциана Ллойда – он готов растерзать свидетеля в клочья.

Хоуп встревожилась не на шутку:

– Я кое-что слышала о нем, и сделаю все, чтобы Кэсс хорошо подготовилась.

– Отлично.

– И еще. Там не должно быть репортеров.

– Боюсь, что вот этого-то нам избежать не удастся, потому что решение уже принято.

Проехав по дороге, освещенной бледным светом ноябрьского солнца и миновав ворота, украшенные массивными каменными колоннами с выгравированной над ними надписью «Бельведер», Хоуп резко свернула налево, к конюшням.

Приблизившись к входной двери, она услышала голоса внутри, вернее, один голос – мягкий, ласковый, он будто кого-то уговаривал…

На мгновение она вновь увидела себя на ранчо «Ивы», возле конюшен, там, где была его комната, словно она пришла к нему попрощаться. Хоуп постучала так же тихо, как тогда, – при желании Ник мог сделать вид, что не услышал.

Сначала за ее робким стуком ничего не последовало. Потом раздался низкий, напряженный голос:

– Да?

– Ник, это я, Хоуп…

– Входи.

Она прошла под лиловой аркой цветущей вистерии в его единственную комнату, которая была сразу и гостиной, и столовой, и кухней.

Молли сидела, положив передние лапы на обтянутые грубой джинсовой тканью колени Ника, будто только и ждала этого момента. Когда Хоуп вошла, она взвизгнула и бросила на нее умоляющий взгляд. Ее бархатисто-черная мордочка была вся в белой как снег пене; пена разбрызгивалась на пальцы Ника со щетки, которой он чистил Молли зубы.

– Кажется, она ждет, что я вызову представителя Общества борьбы с жестоким обращением с животными, – усмехнувшись, произнесла Хоуп.

– Похоже, так оно и есть.

– И как часто повторяется эта процедура?

– Каждый день примерно в течение шести лет. – Ник нежно посмотрел на Молли: – О’кей, мы закончили. Ступай с Богом.

Молли поняла все еще до того, как Ник выпустил ее: она ринулась к своей спасительнице, извиваясь всем телом и отряхивая на бегу пену. Хоуп с нежным тихим смехом тут же запустила обе руки в густую черную шерсть.