Маша Царева - Несладкая жизнь

Давид снял двухсотметровый офис в Камергерском переулке, нанял персонал: трех личных ассистентов, двух кастинг-менеджеров, одного из самых прославленных фотографов России, хореографа и визажистку. При таком раскладе для него самого осталась только одна обязанность – закинув ноги на обтянутый крокодиловой кожей письменный стол, прихлебывать ледяной «Гиннесс» и лениво наблюдать за пришедшими на кастинг девушками.

Как ни странно, их было много – не меньше полутора сотен. Просто поразительно, насколько велико желание женщины увидеть на обложке какого-нибудь глянца свою победно улыбающуюся рожу с подписью «Мисс Чего-нибудь там». И почему всех девиц, рост которых превышает метр семьдесят, ключицы и бедренные косточки которых воинственно торчат вперед, так тянет в модельный бизнес? Медом им там намазано? Все знают, что в modeling – не только лоск и шпильки от Джимми Чу, там еще и грязь, завуалированная проституция, мальчишники на Рублевке… Но нет – все равно каждая из них, представляясь, мечтает прибавлять к своему имени ласкающее слух слово «модель».

Большинство из этих девушек, конечно, не годились. Непонятно, на что они вообще рассчитывали. Может быть, у них проблемы со зрением, мешающие разглядеть лишний жир, иксообразные ноги, по-змеиному тонкие губы, ярмарочно полыхающие воспаленные прыщи?

– Это просто цирк какой-то! – совершенно не стесняясь присутствия «моделей», сказал Давиду один из его лучших друзей по имени Артем. – Спасибо, что пригласил меня, старик. Я и не думал, что у тебя такое шоу.

– Самые фрики были утром, – хохотнул Давид. – Одна мне особенно запомнилась. Я попросил ее снять трусы, даже не догадаешься зачем.

– Боюсь предположить, – давился от смеха Артем.

– Потому что поспорил со своим ассистентом, что это переодетый мужик! Клянусь, что я видел под ее тональным кремом пробивающуюся щетину!

– Кошмар…. Ну а нормальные-то были?

– А то. Мы отобрали восемь девчонок. Надо еще хотя бы человек пятнадцать, для масштаба. Пусть они будут не такими ослепительными, лишь бы у них не было целлюлита. Знаешь, Тем, что целлюлит сейчас есть даже у пятнадцатилетних?

– Наверное, их с рождения кормят гамбургерами.

– Но есть и хорошие новости: я отобрал парочку лично для себя. С одной договорился встретиться завтра. А другая ждет в приемной.

– Ты неисправим. Есть ли в этом городе девочка, которую ты еще не оприходовал?

– Среди красавиц от восемнадцати до тридцати – сомневаюсь, – самодовольно улыбнулся Давид. – Папа говорит, что это у меня наследственное… Кстати, можешь тоже кого-нибудь выбрать, – он хозяйским жестом указал на группку девушек, ожидающих вердикта. – По-моему, вон та брюнетка в красном ничего.

– Брюнетка в красном – это уже звучит пошло. Посмотри на ее нос.

– Да ты гурман. Зато посмотри на ее зад. Торчит, как у негритянки.

– Может, у нее там силиконовые подушечки. Одна моя бывшая вставила силикон в зад. Выглядит впечатляюще, и я ни за что не догадался бы… Но, когда она мне сказала, я понял, что больше с ней не смогу. Щупал ее зад, и мне все время мерещилось, что он может лопнуть. Поэтому и слил ее.

– Так что, берешь? – Давид нетерпеливо посмотрел на часы. – Она лучшая из того, что осталось.

– Ладно, что с тобой поделать. – Поморщившись, Тема выбрался из глубокого кожаного кресла и ленивой походкой приблизился к брюнетке, которая приободрилась, выпятила бюст и растянула сочные губы в самой очаровательной улыбке, на которую она только была способна.

Звали ее Аней, и она уверенно соврала, что ей всего восемнадцать, хотя «гусиные лапки» под ее тщательно накрашенными глазами, и слегка оплывший подбородок, и тонкая линия на лбу свидетельствовали о том, что девица успела разменять четвертый десяток. Артему нравились девушки помладше. К тридцати годам женщины часто теряют способность любить без оглядки, слепо следовать внезапным желаниям, благодарно потакать гормональным бурям. Зато приобретают навык филигранной расстановки сетей, в которые попасть проще простого. Она еще пахнет твоей спермой, а на ее экспресс-тесте на беременность уже проявились две четкие полосы. Молодые девчонки – дичь, женщины постарше – охотницы. В их безупречно мелированных головках уже тикает слышимый только им будильник, они часто плачут по утрам, а хлебнув текилы, начинают рассуждать о прогрессирующем мужском козлизме.

Роман с тридцатилетней женщиной? Ни за что. Секс с тридцатилетней женщиной? Что ж, вполне может быть, тем более если под рукой нет никого другого.

Аня уже все поняла и вовсю раздавала авансы – кончик ее розового языка облизывал пухлую нижнюю губку, зеленые глаза блестели, смуглые от солярийного загара щеки радостно разрумянились. Она с радостью согласилась на совместный ужин, и весь ее вид говорил: дорогой, я понимаю, что «ужин» – это всего лишь пароль, намекающий на высшую степень сближения.

– Артем, а он, – она прицельно метнула взгляд в сторону Давида, – тоже пойдет с нами?

Артем постарался не выдать раздражения. И что все эти куколки находят в его эгоистичном, порочном, раздающем пустые обещания, избалованном, ни с кем не считающемся друге? Можно было бы найти утешение в пресловутом финансовом подтексте: Давид – сын одного из самых богатых людей России, он – воплощение роскоши и лоска. И как у него получается – даже в простых джинсах (впрочем, самые «простенькие» из его джинсов стоили три с половиной тысячи долларов), даже с влажными после душа волосами, босиком, с жестоким похмельем, он выглядел как миллионер. Смотришь на него – и почему-то понимаешь: перед тобой миллионер. Может быть, дело в особой посадке головы, во взгляде, в походке, в ауре, черт бы ее побрал?.. Но нет – дело не в этом, не в его деньгах, одежде, автомобилях, даже не в его известном всем читателям светской хроники лице. Просто он умел правильно обращаться с женщинами. Умел так посмотреть на девчонку, что уже через десять минут она была бы готова отдать ему свою почку, если потребуется. Он играл на их нервах, как музыкант-виртуоз. Умел так дотронуться до ее предплечья кончиками пальцев, что колкие мурашки начинали танцевать на ее коже. Артем был знаком с Давидом почти десять лет, с самого детства. Он знал не понаслышке: в разное время двенадцать (!) женщин пытались покончить с собою из-за Давида. Один из этих истерико-романтических порывов принадлежал сорокалетней учительнице физики, с которой у Давида, в то время десятиклассника, случилась трехдневная связь. Самое обидное – Давид даже имени ее не помнил, у него была короткая память на женщин. Потрясающая буддистская способность жить настоящим моментом! Не какая-нибудь пылкая девственница, не пациентка клиники неврозов, а сорокалетняя красивая женщина, интеллигентная, умная, профессиональный педагог, хладнокровно влезла в петлю, пожелав, чтобы лаконичная страсть Давида стала последним впечатлением ее жизни. А этот сукин сын никогда, ни одного раза об этом не вспомнил!