Вера и Марина Воробей - Черепашкина любовь

Иногда Лу все-таки удавалось затащить Черепашку в «Два клона», но только не сегодня. Больше всего на свете Люсе хотелось сейчас остаться одной. Послушать любимую музыку, почитать Гумилева… Или просто посидеть в тишине, глядя в окно на тихо падающий снег. За время каникул она успела отвыкнуть от шума, суеты и людей и сейчас чувствовала себя уставшей.

Узкий прямоугольник бумаги беззвучно упал на пол прямо ей под ноги в тот самый момент, когда Черепашка, совершенно позабыв о полученной от Ермолаева записке, стягивала через голову свою темно-зеленую кофточку. Люся нагнулась, подняла листок, развернула его. Почерк был не Юркин. Текст удивил ее с самой первой фразы: «Здравствуй, Люся! Ты меня не знаешь. Вернее, мы с тобой виделись, и очень много раз, но ни разу не разговаривали. – Черепашка вернулась к началу, еще раз быстро пробежала глазами первые три фразы, поправила очки и прочитала дальше: – Жду тебя сегодня в пять часов у входа в метро «Фрунзенская». Если ты не придешь, я буду ждать тебя там завтра, и послезавтра, и каждый день. Это очень важно. Пожалуйста, приходи». И подпись. Справа, внизу, всего две буквы: «Я. Г.»

Люся еще раз перечитала записку, от начала до конца, потом зачем-то перевернула листок, внимательно изучила его оборотную сторону, как будто искала на ней разгадку тайны. Но другая сторона записки была совершенно чистой.

Первой была мысль: и все-таки это ермолаевские проделки. Что с того, что почерк не его. Он запросто мог попросить кого-нибудь все это написать… Мог, но зачем? Нет, это совершенно не в его духе! В чем тут юмор? В том, что Люся как дура потащится к метро, будет стоять там в ожидании таинственного незнакомца, а Юрка, спрятавшись за каким-нибудь ларьком, будет наблюдать за ней и помирать со смеху? Нет, на такую тупость Ермолаев не способен, слишком хорошо Черепашка его знает. Тогда что это? Приглашение на свидание? Первое в жизни?

Почему-то в эту секунду она не вспомнила о своем сне, хотя, казалось бы, самое время было вспомнить. Подумала о маме: жалко, что той нет дома. Она уж точно смогла бы трезво оценить ситуацию и помогла бы принять Черепашке единственно верное решение. Может, позвонить Лу? Черепашка кинулась уже было к телефону, но остановилась на полпути как вкопанная: Лу сейчас сидит в этих дурацких «Клонах». Господи, что же делать?

Люся посмотрела на часы. Пятнадцать минут пятого. Если она решила идти, то пора собираться, ведь до «Фрунзенской» надо еще три остановки ехать на троллейбусе, а его иногда приходится подолгу ждать. Кто же он, этот Я. Г.? Стоп! А почему «он»? Может быть, это «она»? Люся еще раз внимательно перечитала записку. И хотя та не содержала прямого указания на пол автора, сомнений в том, что ее написал именно мальчик, почему-то не было.

«Неужели я пойду?» – спрашивала она себя, неуверенно отворяя дверцы шкафа. И когда взгляд упал на голубой пушистый свитерок, висящий на плечиках между маминым платьем и ее шелковой блузкой, из памяти внезапно выплыл сон. На какую-то долю секунды Люся увидела себя в длинном голубом платье и шляпке с широкими полями. «Нет, не пойду никуда!» – Черепашка решительно затворила дверцы шкафа и прислонилась к ним спиной.

Все решила последняя фраза записки. Почему-то именно она засела в ее памяти гвоздем и навязчиво крутилась, как строчка из какой-нибудь песни: «Это очень важно! Это очень важно! Это очень важно!» Она тут раздумывает: идти или не идти, а в эту секунду кому-то, может быть, срочно требуется ее, Люсина, помощь! Но почему именно ее? А если так, то почему загадочный Я.Г. не подошел к ней и не рассказал обо всем лично? Ведь пишет же он, что они виделись много раз?

Но Черепашка уже не задавала себе ни этих, ни каких-либо других вопросов. В какой-то момент ее всецело поглотила одна-единственная проблема: что надеть? В одежде Люся всегда была очень неприхотлива. Такого невероятного количества супермодных тряпок, как у ее лучшей подруги Лу, у Черепашки отродясь не было. И она ничуть не переживала по этому поводу. Порой мама насильно затаскивала ее в магазин, присмотрев там какую-нибудь курточку, жакет или туфельки. Яркие вещи Черепашка не любила и никогда не носила, отдавая предпочтение сдержанным цветам и полутонам. Спортивному стилю она предпочитала классический. И если надевала брюки, то это были не джинсы, а именно брюки – прямого покроя, черные или темно-синие, желательно из какой-нибудь немнущейся ткани. Но чаще всего Люся ходила в слегка расклешенной юбке чуть ниже колена и каком-нибудь свитерке в тон. В качестве сменки Люся носила туфли-«лодочка» на невысоком каблуке. Открытую обувь она не любила и босоножки не надевала даже летом. Кроссовки служили Черепашке исключительно по назначению: на физкультуре или за городом.

Сейчас же ей захотелось надеть что-то необычное. Практически первый раз в жизни она пожалела, что так мало внимания уделяла своему гардеробу.

Черепашка посмотрела на часы. Времени оставалось катастрофически мало. И, успокоив себя тем, что под дубленкой все равно ничего не видно, Черепашка влезла в свой любимый белый, ручной вязки мягкий свитер, черную шерстяную юбку, наскоро причесалась и, строго взглянув в зеркало на свое отражение, осталась им совершенно не довольна. «Нужно хотя бы губы чуть-чуть подкрасить!» – подумала она, направляясь в ванную за маминой косметичкой.

Как странно! Сколько всего случилось с ней сегодня в первый раз! В первый раз ее пригласили на свидание, в первый раз она пожалела, что у нее так мало вещей, в первый раз ей захотелось изменить что-то в своей внешности! От всего этого у Черепашки немного кружилась голова. Ей было непривычно, радостно и страшно. Внутри, в том месте, которое называют солнечным сплетением, Люся ощущала холодящую пустоту. Сердце билось учащенно и громко. Стрелки часов показывали без двадцати пять.

Подкрасив губы розовой перламутровой помадой и слегка подрумянив щеки, Черепашка решила, что так она нравится себе гораздо больше. Хотя теперь ее лицо и казалось ей непривычным и как будто бы немного чужим. Она застегнула «молнию» на сапогах, натянула дубленку. Подумав немного, решила не надевать шарф, тем более что белая вязаная шапочка очень гармонировала с высоким воротом свитера. Последний раз посмотрев на себя в зеркало, висящее на стене в прихожей, Черепашка вздохнула, выключила свет и решительно открыла дверь.

Все каникулы Геша Ясеновский самозабвенно рассекал заветинские просторы на быстром, быстрее ветра, ярко-желтом снегоходе. Ведь именно там, в подмосковном поселке со странным для слуха современного школьника названием Заветы Ильича, и находилась дача его родителей. А разогнаться там было где. Во – первых, три горки, которые так и назывались по номерам: Первая горка, Вторая и Третья. Самой крутой была Вторая. Но поначалу Геша боялся съезжать с нее, ограничиваясь Первой и Третьей. Это уже потом, когда он настолько освоил снегоход, что стал чувствовать его продолжением себя самого (или наоборот) и мысленно начал называть его «своим», одним прекрасным солнечным утром он с ревом подъехал ко Второй горке, слегка притормозил, взял правильное направление и на глазах у изумленной публики бесстрашно ринулся вниз. Больше Геша уже не испытывал страха перед Второй горкой.