Кейт Грин - Падающая звезда

Он запустил руки ей под одежду, теплые седые волосы упали ей на лицо. Отворачивая голову в сторону, Ния ощутила боль в том месте, где вчера надавило ремнем.

За загоном для скота, за цветником, Мирина спит в доме. Послеобеденное время, ясный солнечный день, жара.

«Я хочу, чтобы тот человек был здесь, – подумала Ния, – Харм. Какое имя должно быть у человека, который спасет меня?»

– Леонард, пожалуйста. Я не могу больше любить тебя. Ты меня завораживаешь.

– Ты позволяешь мне это, – прошептал он.

– Я знаю, но не могу отдаваться тебе.

– Ты хочешь этого.

– Ну и что? То, чего я хочу, не имеет больше никакого значения. И не важно, чего хочет каждый из нас. Это плохо.

Она отстранилась, споткнувшись. Затем выпрямилась и отошла в противоположный конец комнаты. Снова приладила фату на голову, разгладила волосы. По-прежнему обнаженная до пояса, возбужденная, задыхающаяся. Да, она все еще хотела его. Но что это меняло? Для них существовала только одна возможность быть вместе – в домике рядом с загоном для лошадей, в гостиничном номере, на шхуне в Эгейском море. Глупо желать открытой, честной связи без всяких осложнений. В скрытости, тайности и незаконности их близости – ее боль.

– Просто мы слишком старые для этого, Леонард. Ради Бога, я уже излечилась. А ты заплатил за большую часть. Правильно?

Он рассмеялся.

– Между нами только работа. Я считала, мы договорились.

Ния повернулась к окну, солнце заиграло на осколках бриллиантов. Может, бриллианты фальшивые? Подделка? Рита и Сэм – тоже фальшивка?

– В моей жизни не хватает тебя, Ния. Я не могу просто зачеркнуть тебя. Мы были вместе двенадцать лет.

– Сколько ты женат на Мирине?

– Двадцать два года.

– Комментарии излишни, дорогой!

– Она ничего не имеет против. Ты же знаешь.

– Я знаю, но я – против! – Ния покачала головой. – Давай не будем ничего перекраивать на новый лад.

– Ты все еще любишь меня?

– Конечно, люблю. Но, оказалось, что люблю и себя тоже. Возможно, впервые в жизни я поняла это.

– Это что, кульминационный пункт твоего глубокого анализа? – спросил он.

Она повернулась к нему обнаженной спиной.

– Когда точно начинает работать Боланд?

– Он может начать, как только ты пожелаешь. Прямо хоть сейчас, если тебе от этого станет легче. Я хочу, чтобы здесь ты чувствовала себя в безопасности.

Леонард встал у окна, глядя на пастбище. Какое-то время он молчал, потом спросил:

– Ты уверена?

Ния скользнула в блузку и начала застегивать пуговицы. Ей не хотелось лгать, но так будет лучше. Безопасней. Наконец она поняла, что опасность таится в его любви. Именно в его любви она ощутила опасность. Это – их последний фильм. Так она решила. Потому что он никогда не сможет остановиться. Он просто не понимает.

– Да, уверена, – сказала она, решение доставило ей и печаль и радость одновременно.

В течение нескольких минут после ухода Леонарда в комнате ощущалась пустота. Он занимал так много места. Или это она позволяла ему занять такое пространство? Да, она знала, что это – часть игры. Она вынула из гардероба свой старый портфель и села на кровать, держа его на коленях. Старомодный портфель из добротной коричневой кожи когда-то принадлежал ее отцу. Отец умер от удара, когда ей было семь лет. В одном из отделений портфеля она хранила проспект строительной компании, в которой он работал. «Западное направление ХО: мы приближаем завтрашний день».

Ния расстегнула замок и бегло просмотрела собранные гармошкой кармашки. Она вытащила пакет с фотографиями, просмотрела их. Вот хорошая фотография: Леонард в возрасте тридцати лет. В тот год, когда она встретила его, ей было пятнадцать лет. Ее матери следовало бы добиться его ареста, а она поощряла их связь, сталкивала вместе. Посылала на дальние прогулки в Долину Лоир. Вот ранние кадры поощрения их связи – семнадцатилетняя Ния в Риме возле Испанской Лестницы, Ния в бикини, Котэ-д'Азур.

Глядя на фотокарточки, Ния поняла, как далеко она продвинулась с тех пор, как оставила его. Но его власть над ней не исчезла, это было – обольщение. Ощущение, что каждый раз входишь с ним в новую сказку, сказку внутри и вокруг фильма, снимающегося по взмаху его руки.

Именно так он поступал многие годы, до того, как ей представился шанс почувствовать себя взрослой женщиной. Влиятельный, могущественный и очень сексуальный мужчина, а рядом она, совсем ребенок, правда, ребенок прекрасный, но чувствовавший себя неуклюжим и сбитым с толку. Было нелегко порвать с ним. Временами она испытывала приливы огромной силы, оставаясь Нией, тридцатилетней женщиной в его присутствии. А потом ее снова охватило ощущение, что она уменьшается, усыхает, опять становится несформировавшимся подростком, даже немного испуганным.

Вот еще одна фотография: двадцатилетняя Ния в белой ночной рубашке на балконе гостиницы в Париже. Леонарду нравились пуговицы-жемчужинки на этой рубашке. Он целовал каждую пуговичку, когда расстегивал их.

Эти фотографии были похожи на крошечные ретро-кадры, виньетки эротической меланхолии. Они влюблялись каждый раз, когда вместе снимали фильм. Мирина все это знала. Она терпела и даже поощряла любовные связи Леонарда. Считала, что это – по-современному, по-европейски. Ния знала, что у Мирины были собственные любовные увлечения.

Яхта у Майорки, спустя три года. Отдаленность и молчание. Ния хотела, чтобы их любовь продолжалась и все. Она уважала их связь с Шириной – Бог мой, она любила Мирину, как вторую мать. Но если все это будет происходить снова и снова, как повторяющаяся мелодрама, она не выдержит. Она не может больше соглашаться на это. Обольщение и примирение, предательство и разрыв. Каждый раз ей становилось все больнее и больнее.

Она становилась старше и, в конце концов, поняла, что для него их отношения – просто сюжет, история. Она была персонажем в его жизни. Роль, а не личность. Ей хотелось, чтобы от оставил Мирину и женился на ней. Она поняла, что этого никогда не случится.

Ей вспомнился номер гостиницы в Барселоне. Леонард, обнаженный, курит у окна. Ей не нужна фотография, чтобы вспомнить ту ночь. Она могла вспомнить все до мельчайших деталей: нежный свет луны на деревянном полу, бутылка, из которой он отпивал.

– Сегодня – последний раз, – сказала она. – Потому что для тебя наша связь – вымысел, благодаря которому ты можешь работать плодотворнее и энергичнее. Любовь и секс, творчество и искусство связаны в единое целое для тебя, но не для меня.

Он рассмеялся:

– Не разыгрывай мелодрам, – сказал он небрежно, и в этом тоже была игра.

Он упивался театральностью, будто наркоман – зельем.

– Я не могу больше оставаться твоим творением, вот и все. Я всегда буду любить тебя, но не буду работать с тобой, – и все было кончено. Она ушла от него в ту же ночь, спокойно сложила одежду в большой чемодан, попросила у консьержа другую комнату. Она была с Леонардом с пятнадцати лет до тех пор, пока ей не исполнилось двадцать семь. Она знала, что в глубине души он все еще обижен, хотя никакого права на это не имеет.