Салли Боумен - Любовь красного цвета

Это соитие не стало символом их сближения, на что надеялся Паскаль. Оно оказалось злым, коротким и не принесло удовлетворения ни одному, ни другому. Потом Джини всхлипывала, а он – впервые в их совместной жизни – отвернулся от этих слез с холодным отвращением, которого никогда раньше в себе не замечал.

– Это ты во всем виновата, – сказал он ей. – Ты – причина всему, что с нами происходит. – А затем встал с постели, оделся и, в ярости выскочив из дома, ходил по ночным улицам Парижа.

На следующий день они помирились. А потом последовали новые ссоры и новые примирения. Паскаль чувствовал, как в нем нарастает отчаяние. Все это было ему слишком знакомо по прежней жизни. Он не мог поверить в то, что теперь, находясь рядом с любимой женщиной, вновь пикирует по спирали отчуждения, которую однажды – со своей первой женой – он уже прошел.

Возможно, думал Паскаль, все изменится, когда закончатся слякотные февраль и март, когда он сможет нормально вести себя в постели? Возможно, тогда его отпустит все, что гнетет сейчас, и ему удастся выразить ту любовь, которая – Паскаль не сомневался в этом – по-прежнему живет в его душе, хотя и заперта в каком-то ее уголке. Он почувствовал это, увидев Стара в квартире мадам Дюваль, взглянув в глаза смерти, что притаилась в нескольких метрах от него, и немедленно понял: то же самое испытала Джини. Ошибки тут быть не могло.

Если любовь вырвалась наружу тогда, почему она не может сделать это теперь? И только тут Паскаль понял, что здравое поведение и взвешенные слова ни к чему не приведут. Здесь необходимо какое-то божественное вмешательство, для которого у него и определения-то не было. Сила воли тут не поможет. Любовь нельзя оживить насильно. Паскаль со страхом осознал, что любовь – такая же загадка, как оазис посреди пустыни. Это – дар Божий.

И все же дар этот продолжал ускользать. Паскаль и Джини удвоили свои старания. Их взаимная вежливость причиняла им обоим боль. В долгих разговорах за полночь они прикидывали различные варианты того, как может сложиться их будущее, но ни один из них – цивилизованных, предусматривающих взаимную заботу и равноправие – не казался подходящим. Паскаль предложил, чтобы они либо вообще перестали работать в «горячих точках», либо ограничивали подобные командировки одним месяцем в году. Джини заявляла, что это неприемлемо, поскольку она ни за что не позволит ему расстаться ради нее со своей любимой работой. Выслушав ее доводы, Паскаль мысленно сделал для себя пометку: Джини страдала от того же, от чего в прошлом – его бывшая жена. Теперь он уже никогда больше не совершит подобной ошибки.

Как-то раз он нашел противозачаточные таблетки, которые Джини опять начала принимать с прошлого месяца, и выкинул их в помойное ведро. Это явилось причиной крупной ссоры, однако, возможно, именно она стала поворотным пунктом во всей этой истории. В ту ночь и каждую последующую они начали заниматься любовью – ожесточенно, до беспамятства. Это происходило ночью, перед тем как, опустошенные и задыхающиеся, они засыпали в объятиях друг друга; это повторялось по утрам, когда они просыпались. Но теперь в этом действии появилось нечто новое: они страстно желали, чтобы оно повлекло за собой определенные последствия. Им казалось, что тогда, и только тогда смогут они изгнать злого духа, мешавшего им жить.

Эта перемена повлекла за собой и другие. Оба почувствовали, что постепенно, день за днем, к ним возвращается что-то утраченное ранее. Поначалу это выражалось даже не в словах, а – как и тогда, прежде – в прикосновениях и взглядах. А потом – сразу и неожиданно – все вдруг встало на свои места.

Ощутив непреодолимое желание увидеть Джини, Паскаль резко встал с кровати и быстро натянул на себя первую попавшуюся одежду. Спустившись босиком по лестнице, он остановился на пороге гостиной. Джини не слышала его шагов. Она с головой ушла в приготовление завтрака, и это до глубины души тронуло Паскаля. На голубом подносе, что стоял перед ней, Джини сосредоточенно расставляла тарелку, чашку, блюдечко и бокал. Бокал явно предназначался для шампанского. Паскаль задумчиво наморщил лоб. Из вазы, стоявшей на каминной полке, Джини взяла цветок, до половины обрезала его стебель и также положила на поднос. Казалось, ее очень волнует то, как будет лежать цветок. Сначала она положила его на тарелку, потом переложила на голубую салфетку и наконец пристроила рядом с бокалом. На Джини была ночная рубашка, а поверх – один из его свитеров, большой – не по размеру. Однако, несмотря на нелепый наряд, в ней ощущалась грация девочки. Голова Джини склонилась над подносом, отросшие уже волосы были взлохмачены со сна.

В этот момент Паскаль почувствовал, насколько сильно любит эту женщину. Это ощущение внезапно захлестнуло его душу, как волна невероятной силы. Даже сердце защемило. На несколько секунд он ослеп, будто вынырнув из какой-то черной бездны и вновь оказавшись под ярким солнцем. Паскаль непроизвольно поднял руку, словно собираясь прикрыть глаза от ослепительного света, и благодаря этому движению она наконец заметила его. Джини подняла голову и слегка вскрикнула от неожиданности.

Позже он думал, что в тот самый момент уже наполовину догадался, в чем дело. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Лицо Джини выглядело спокойным и слегка заспанным, словно она только что пробудилась от каких-то сновидений – гораздо более приятных, нежели его собственные. Ее прекрасные глаза расширились, и Джини сделала непроизвольное движение, словно хотела спрятать от него поднос. Как будто это было возможно! Затем выражение ее лица изменилось.

Глядя на нее, Паскаль начал понимать, в чем дело, и это прозрение заставило кровь в его жилах бежать быстрее. Выражение ее лица, ее взгляд, в котором одновременно читалось счастье и опасение… В этот момент Паскаль почувствовал к ней такую нежность, что у него перехватило дыхание. Он взял ее за руку и осторожно привлек к себе. Тесно прижавшись друг к другу, они молча стояли в гостиной. Джини ощущала, как бьется его сердце, прислушивалась к тому, что она едва не потеряла и что наконец-то получила назад. Возможно, женщины вообще сомневаются реже, нежели мужчины, но в тот день сомнения окончательно отлетели от нее.

Охваченное радостью, ее тело пело, и поэтому Джини не испытывала ни малейшего желания прислушиваться к предостережениям, которые все еще нашептывал ей внутренний голос. Она верила в то, что ей давно – уже много недель назад – удалось заглушить его. Теперь же она и вовсе уверовала в то, что в будущем их ожидает счастье. Если же Паскаль все еще не проникся таким убеждением, она исцелит его. Джини ощущала в себе силу и уверенность в том, что способна сделать это.