Ирина Дегтерева - Танец с тенью

– Я знал. Буду ждать.

Через полчаса она вышла из подъезда и нерешительно остановилась: ну и где наш доблестный страж порядка? Внезапно машина, припаркованная напротив, надрывно загудела, свет вспыхнувших фар больно ударил по глазам. Женя зажмурила глаза и испуганно отшатнулась.

– Испугалась? – Радостный голос Никиты раздался со стороны воющего автомобиля. Гудок стих, яркий свет тоже исчез. – Не бойся, это всего лишь я.

Женя осторожно открыла глаза и уже собиралась выдать гневную тираду по поводу детских шалостей нового приятеля, но, увидев широкую мальчишескую улыбку на довольном лице Никиты, лишь слабо улыбнулась в ответ. Совсем еще пацан, все равно ничего не поймет.

– Не делай так больше, пожалуйста, хорошо? – только и смогла произнести она.

– Ладно, если ты такая трусиха – не буду, – благодушно согласился тот. И тут же с гордостью кивнул на машину. – Классная тачка, правда?

– Превосходная. – Чистенький белоснежный «форд» и правда выглядел только сошедшим с конвейера. – Неужели уже ставшая пословицей зарплата нашей милиции лишь художественный вымысел сценаристов?

– Да ладно тебе язвить. Мстишь за то, что напугал? Ну прости… Зарплата на самом деле так себе, машинку мне родители подарили. К двадцатипятилетию.

– Ага, то есть наша народная милиция вовсе не вся родом из народа?

– Жень, ну перестань. Я же уже извинился. Ой! – Театральным жестом он схватился за грудь и пошатнулся.

– Не верю! – с пафосом процитировала Женя. – Ладно, хорош придуриваться. Еще раз напугаешь – отправлю обратно на койку. Понял, потерпевший?

– Понял. – Никита снова улыбался. – По правде, ходить мне все-таки тяжеловато. Поедем куда-нибудь кофе попьем?

– Поедем.

Как оказалась, в кафе, к которому они подъехали, для них уже был зарезервирован столик. На двоих. Со свечами. В самом темном углу. Никита просто сиял от сознания собственной предусмотрительности. Женя же, прикрывшись меню, лихорадочно старалась подавить рвущийся наружу смех. Да, личная жизнь просто бьет ключом. Почти каждый вечер – романтический ужин. При свечах и новом ухажере. Просто роковая женщина! При воспоминании об Алексе смеяться, правда, расхотелось. Выглянув из-под папки меню, она натолкнулась на томный взгляд Никиты.

– Ты уже выбрала, милая? – Та-ак, Остапа, кажется, уже понесло.

– Послушай, дорогой, сделай мне одно одолжение: не стоит превращать дружескую встречу в романтическое свидание, идет? Я вижу тебя всего третий раз, два из которых ты был, мягко скажем, не в лучшей форме. Конечно, я уважаю твою работу и сочувствую твоим боевым ранениям, однако ореола мученика недостаточно для возникновения пылкой и трепетной любви, тебе не кажется?

– Прости, пожалуйста. – Он смущенно опустил глаза. – Я веду себя как идиот. Конечно же для тебя все это слишком быстро. Ты должна узнать меня получше…

Женя ошалело смотрела на него. И правда идиот. Кажется, он считает, что теперь, как настоящий мужчина, он должен на ней жениться. Шутки шутками, но с этим нужно что-то делать.

– Ты прав, мы должны узнать друг друга получше, – ухватилась она за последние слова новоявленного Ромео. – Расскажи мне о себе, пожалуйста.

Никита заметно прибодрился и приготовился говорить.

…История Никиты Полянского в очередной раз опровергала наевший всем оскомину тезис о том, что яблоко падает недалеко от древа, взрастившего его. Петр Полянский – его прадед – был весьма богатым и предприимчивым купцом, известным не только в России, но и далеко за ее пределами. Он мог продать что угодно и кому угодно: от иголки и мотка пряжи деревенской швее до многотонного пресса на уральские мануфактуры. И хоть богатство его у многих вызывало нездоровое уныние, слава о его честности и порядочности открывала двери многих домов, ранее закрытых для представителей купеческого сословия.

Сыну его – Степану – повезло меньше. С полученным от отца в наследство многомиллионным состоянием и хорошо отлаженным механизмом торговых операций он просто не мог не попасть в поле зрения народных комиссаров, а так как не обладал отцовской прозорливостью и интуицией, то одним из первых очутился под прессом революции. С большим трудом ему удалось покинуть Москву и затеряться на просторах великой и необъятной. Через пару лет, когда первая волна охотников на ведьм улеглась, в небольшом уральском городке открылась маленькая мастерская по пошиву и ремонту обуви. Народных комиссаров заведение обслуживало бесплатно, обувку там шили добротную, часто даже в долг, несмотря на то что добрая половина долгов так и не возвращалась. Да и как иначе? Время беспокойное, мир до основания уже разрушили, строить новый только собрались.

Женился Степан поздно, уже на пятом десятке. А через пару лет даже родил сына Петра – назвал в честь отца. Петр-младший от отца-сапожника получил спокойный, незлобивый нрав, от деда же – удивительную прозорливость и предприимчивость. Отправившись учиться в столичный университет, он не только исправно посещал лекции, с отличием сдавал сессии, был комсомольским вожаком и душой любой компании. На пятом курсе Петр Полянский без лишней шумихи женился на хрупкой и неприметной Леночке Шустерман, получив в качестве свадебного подарка от тестя двухкомнатную квартиру в столице и место неприметного клерка в Министерстве торговли. Молодые, как ни странно, зажили дружно и счастливо. Леночка родила сперва сына, затем дочку, неожиданно для всех расцвела, превратившись из серого заморыша в статную кареглазую красавицу. Моисей Шустерман – тот самый щедрый тесть – не мог нарадоваться, глядя на счастье любимой дочери. Зятя он уважал, ценил и берег. И передвигал периодически на другие места работы – не столько хлебные, сколько перспективные и безопасные. И уж конечно никто не удивился, когда на заре перестройки мощный тандем Шустерман – Полянский ринулся покорять зарождающуюся рыночную экономику страны.

Никита родился, когда папа еще не был владельцем сети модных магазинов. Семья Полянских жила в той же двухкомнатной квартирке и ездила на дедушкину дачу на стареньких «Жигулях». Демонстрировать собственное благополучие было все еще не принято и небезопасно. Тем не менее хрупкий кудрявый малыш, отправившийся в первый класс обыкновенной районной средней школы, через десять лет закончил элитный столичный колледж с углубленным изучением математики и иностранных языков.

Никите нравилось учиться, нравилось быть богатым и лучшим. Лишь одна ложка дегтя несколько омрачала радость счастливых родителей: будучи еще шестилетним карапузом, парень тяжело заболел военной романтикой. Поначалу родители лишь умиленно качали головой, ласково поглядывая на расшалившегося отпрыска с новой моделью игрушечного автомата, подаренного дедом. Как бы ни старалась семья Полянских – Шустерманов держаться вне политики, идеология непобедимого советского воина, так широко пропагандируемая в отечественном кинематографе, хорошенько зацепила юного Полянского, как, впрочем, и большинство его ровесников. Однако если приятели со временем все же сменили собранный арсенал на паяльники и футбольные мячи, любовь Никиты к людям в форме лишь перешла на качественно новый уровень. Он уже не сидел в засаде у поваленного дерева и не строил блиндажи в старом саду, мальчик проглатывал одну за другой книги о сражениях, великих полководцах и разведчиках. Перечитав четыре раза «Щит и меч», Никита твердо решил, что станет готовить себя к работе к КГБ. «И один в поле воин», найденный где-то на чердаке и усвоенный за одну ночь, несмотря на то что был в украинском варианте, лишь утвердил принятое решение. Парень обрадовался, что наконец определился с собственным будущим, и с гордостью сообщил об этом родителям и деду. Те особой радости не высказали, но и беспокойства не проявили, заметив лишь про себя, что малышу пора бы повзрослеть. А когда через пару лет перед началом последнего школьного учебного года дед поинтересовался у любимого внука, какой же институт тот себе присмотрел, он искренне удивился и напомнил о принятом решении. Так Никита Полянский в полной мере ощутил на себе гнев, казалось бы, самых спокойных и добродушных людей на свете – собственных родителей и обожаемого деда.