Джанет Дейли - Игра до победы

– Присматривает? – Роб напряженно застыл на месте.

– Да. – В сузившемся взгляде, которым Триша одарила брата, светилось подозрение. – А мне казалось, ты сказал, что он на эти выходные собирался уехать из города.

– Он и уезжал, – сказал Роб. – Думаю, он рано вернулся.

– Не нравится мне он, – решительно заявила Триша.

– Триша! – осуждающе произнесла Лес. – Джимми Рей Тернбулл – лучший работник и конюх из всех, какие у нас когда-либо были. Не думаю, что ты сумеешь найти кого-нибудь, кто бы лучше знал, как ухаживать за лошадьми.

– Мне до этого нет дела. В нем есть нечто такое, от чего меня воротит, – стояла на своем Триша.

Роб сосредоточенно хранил молчание, делая вид, что беседа о Рее его не интересует.

– Всякий раз, как я его встречаю, – продолжала Триша, – на нем всегда напялена одна и та же рабочая одежда цвета хаки. И готова держать пари, он никогда не снимает своей обвисшей шляпы потому, что у него на голове нет ни единого волоска. Но что меня особенно достает, это его постоянная бледная улыбочка и трубка, свисающая из уголка рта. Он же никогда ее не раскуривает.

– Если бы он закурил, я бы его мигом выставила на улицу, – заметила Лес. – Курить в конюшнях очень опасно. – Она с легким недоумением покачала головой. – Никак не могу понять, Триша, почему ты недолюбливаешь такого доброго, мягкого человека…

– Не знаю. Просто он слишком спокойный, – бросила девушка, сделав ударение на последнем слове.

– Может быть, люди вроде тебя заговорили его до смерти, – предположил Роб, мысленно вздохнув с облегчением: кажется, удалось увести разговор от опасной темы – курения в конюшне…

– Думаю, он напоминает мне Эшли Уилкса из «Унесенных ветром», – решила Триша. – Мне всегда казалось, что Рей такой же скучный, неинтересный и безжизненный тип.

– Ты уже достаточно полно высказалась об этом человеке, Триша, так что, думаю, пора и закончить, – подвела итог Лес. – Ну что ж, раз уж Джимми Рей здесь и присмотрит за лошадьми, почему бы вам, дети, не принять душ и не переодеться к обеду? Поедем всей семьей в ресторан.

– На меня не рассчитывайте, – сказала Триша. – Наша кучка собирается опробовать новое заведение здоровой пищи.

– Наша кучка… Кучка чего? Камней или картошки? – ледяным голосом осведомилась Лес.

– Наша обычная толпа: Дженни Филдз, Кэрол Уэнтуорт и все остальные. – Вопрос матери вызывал у Триши раздражение, и она не пыталась его скрыть.

– И куда же вы собираетесь потом?

– Не знаю, – губы девушки неожиданно раздвинулись в улыбке.

Ох уж эта знакомая улыбочка! Роб никогда ей не доверял.

– Я подумала, что было бы забавно вломиться без приглашения на прием к Чету Мартину… Но не беспокойся, Лес. Я не хочу, чтобы прошел слух, что на приемах у Мартина бывает порой весело. Вероятнее всего, мы вернемся в клуб и потанцуем или поиграем в теннис.

– Когда ты приедешь домой?

– В десять или одиннадцать, – пожала плечами Триша.

– Но не позднее, – приказала Лес, а затем повернулась к сыну: – А ты что решил, Роб? Ждать тебя к обеду?

– Вернее всего, нет. Я не вытерплю, если весь вечер ко мне будут подходить люди и говорить, как им жаль, что мы проиграли.

Лес попыталась скрыть разочарование от того, что никто из них не хочет побыть вместе с родителями.

– Хорошо. Увидимся позже.

Она повернулась и двинулась к трибунам.

– Пошли, – подтолкнул сестру Роб. – Давай отведем остальных лошадей и отнесем снаряжение к трейлеру.

– Чур, я привожу лошадей! – Триша перебросила поводья через шею пегой кобылы. – Помоги мне сесть.

Роб подошел к сестре и помог ей взобраться в седло. Усевшись поудобнее, Триша устремила на него сверху вниз встревоженный взгляд.

– Скажи честно, Роб, а тебе нравится Джимми Рей?

Он отвел глаза, не выдержав ее испытующего взора.

– Пока он делает работу, за которую ему платят, совершенно неважно, нравится он мне или нет.

– Думаю, что так, – протянула Триша.

Ответ явно ее не удовлетворил, и Роб невольно спросил себя, а нет ли у сестры конкретной причины не любить Джимми Рея.

Над просторной конюшней спускались ранние сумерки. Серое зимнее небо быстро темнело. В конюшне стояла тишина. Слышны были лишь обычные негромкие звуки – шорох сена и приглушенный топот копыт, когда лошади переминались с ноги на ногу. Роб стоял около серого со стальным отливом жеребца, привязанного двумя канатами, растянутыми меж стенок ярко освещенного стойла. Юноша рассеянно гладил лошадиную челку, поглядывая на человека, согнувшегося возле жеребца и внимательно ощупывающего его распухшую переднюю ногу. Лицо человека скрывали поля выцветшей коричневой шляпы, так что о его выражении можно было только догадываться. Впрочем, Роб знал, по лицу Джимми Рея все равно ничего не прочитаешь.

Прошло несколько минут, показавшихся Робу бесконечными, и он наконец не выдержал:

– Что-нибудь серьезное?

Человек повернулся к нему и процедил сквозь сжатые зубы, стискивавшие мундштук трубки:

– Нет.

Затем неторопливо разогнулся, вынул изо рта незажженную трубку и снизошел до более подробного ответа.

– Ноги распухли от того, что Стоуни скакал по твердому грунту. Но ничего, есть у меня одна мазь. Намажу – и опухоль как рукой снимет. Так что с лошадкой все будет в порядке.

В его тихом голосе было что-то успокаивающее, почти гипнотизирующее. Из-за свободно висящей на нем одежды Джимми казался человеком худым и высоким, но это было обманчивое впечатление. Конюх был намного ниже Роба и шире его в плечах.

– Отлично. – Роб сосредоточил все внимание на Стоуни и попытался отвлечься от сладкого напряжения, пробежавшего по нервам, когда Джимми посмотрел на него. Ох уж эти добрые, все понимающие глаза!

– У тебя ведь тошно на душе после этого проигрыша, не так ли? – Джимми Рей держал трубку возле рта, готовый вновь стиснуть ее зубами, когда кончит говорить. – Настроение-то хуже некуда, так ведь?

Роба захлестнуло возмущение.

– Мне ничего не надо! – резко выкрикнул он, и серый жеребец, почуяв повисшую в воздухе атмосферу внезапного гнева и страха, зафыркал и попятился, натягивая державшие его канаты.

– А я и не говорил, что тебе что-то надо, – спокойно проговорил Джимми Рей, успокаивающе похлопал коня по шее и вновь занялся его ногой, не обращая более на Роба никакого внимания.

Юноша отошел в сторону и прислонился к яслям, вцепившись рукой в гладко обструганную доску. Он боролся с собственной слабостью и одолевавшим его острым желанием. Сознание его разрывалось между жаждой уступить и стремлением устоять перед искушением. И все же он знал, что сейчас произойдет, ждал… и хотел этого. Роб провел рукой по волосам и медленно повернулся к конюху.