Хилари Норман - Гонки на выживание

– Это был бы далеко не худший вариант.

– Я это понимаю, мама. Но мне почему-то кажется… теперь, когда я знаю правду, ты не думаешь, что у меня должно было появиться какое-то чувство узнавания? – Она вопросительно взглянула на мать. – Ну… если бы это был он.

– На этот вопрос я ответить не могу. Дэн спросил, не было ли у меня каких-нибудь интуитивных ощущений, но я действительно ничего такого не чувствовала. Ты никогда не напоминала мне о нем… возможно, потому, что ты слишком сильно похожа на меня. И к тому же я столько времени потратила, убеждая себя, что ты дочь Андреаса… – Она сочувственно взглянула на Бобби. – Для тебя все это так трудно, так мучительно.

– Да нет, ничего страшного, – задумчиво ответила Бобби. – Наверное, все было бы иначе, если бы наша жизнь протекала гладко до этой самой минуты… если бы ты вдруг, как гром среди ясного неба, сказала мне, что я приемный ребенок или что-то в этом роде. – Она улыбнулась. – Но я столько лет гадала, почему отец меня бросил, что легче оказалось принять правду, чем разные жуткие фантазии, приходившие мне в голову. Теперь по крайней мере я знаю, что была желанным ребенком.

Александра долго молчала.

– А Дэн? Ты не презираешь меня? Из-за того, что между нами было?

Ответ Бобби оказался и философским, и в то же время реалистичным.

– Я думаю, любовное сближение с ним оказалось вполне разумным при сложившихся обстоятельствах.

Ее мать неподвижно смотрела в камин.

– Не знаю, смогла бы я проявить такое же понимание, будь я на твоем месте.

– Конечно, смогла бы. Ты мне рассказывала, что твой отец был ужасным бабником, но ты все-таки его любила. – Бобби с удовлетворением заметила улыбку на лице матери. – А уж тебя-то я вряд ли могла бы упрекнуть в неразборчивых связях, верно?

– Верно.

– Кто знает, – продолжала Бобби, становясь более серьезной, – может быть, я действительно была зачата во Франции. Но где бы это ни случилось – во Франции или в кабинете доктора в Нью-Йорке, – у меня все равно только один отец: один настоящий отец.

– Может, пора ему позвонить? Они с твоим дедушкой небось уже на стенку лезут.

– Я позвоню.

Александра обняла дочь и нежно поцеловала.

– И когда они приедут сюда, я думаю, мы с Роберто на время тактично исчезнем. Хорошо?

– Спасибо, мам.

– Не за что.

Бобби пристально посмотрела на нее.

– Только не вздумай плакать.

Александра покачала головой и вытерла глаза.

– Я просто подумала, как нам с Андреасом повезло, что у нас такая дочь.

Андреас медленно шел, с трудом переставляя ноги. Прожитые им на свете почти пятьдесят лет вдруг навалились на него страшной тяжестью. Отец следовал в нескольких шагах позади него.

Входная дверь открылась. Он заметил мелькнувшие в проеме черные волосы, раздуваемые ветерком, сияющую свежесть и чистоту юного личика.

«Если я потеряю ее сейчас, как мне это пережить?»

Ее руки были раскрыты ему навстречу. Ее глаза, полные слез, переливались, меняя цвет, превращаясь из серых в нефритовые.

– Привет, папа.

Некоторое время спустя они собрались вчетвером подальше от картины в очаровательной, гостеприимной комнате, отделанной в цвета зеленого яблока и терракоты. Все чувствовали себя счастливыми.

Бобби то и дело переводила взгляд с матери на отца и обратно. Искры действительно высекаются, думала она. Это не просто слова.

Александра взглянула на свои руки, спокойно сложенные на коленях. «Предстоит еще один неприятный разговор». Она мысленно собралась с силами.

– Бобби, – начала она. – Теперь, когда ты знаешь правду… – Она остановилась, подыскивая правильные слова. – Теперь ты должна понимать, почему я была так категорически настроена против твоего участия в гонках.

– Конечно.

Краем глаза Александра заметила, как напрягся Андреас, и посочувствовала ему всем сердцем.

– Я не хочу никаких поспешных решений, поверь мне, – осторожно продолжала она, – но по крайней мере теперь мы все можем сесть и спокойно все это обсудить…

– В этом нет нужды, – прервала ее Бобби.

– Но мы должны…

– Поверь, я все понимаю.

Александра бросила еще один участливый взгляд на Андреаса, сидевшего с непроницаемым лицом.

– Нам действительно нечего обсуждать, – повторила Бобби.

Взгляд Александры потеплел.

– Я очень рада.

Бобби переглянулась с отцом.

– Мне кажется, это ты не понимаешь, мама.

– Что ты хочешь… – Александра осеклась на полуслове.

– Я хочу сказать, – ответила Бобби, – что обсуждать нечего, потому что все это не имеет значения. Да, я теперь знаю, почему ты была так обеспокоена, честное слово, я все понимаю. Но ты была не права.

– Бобби, я всего лишь прошу тебя…

– Я знаю, о чем ты меня просишь, но это невозможно. – Бобби бросила на мать умоляющий взгляд. – Может, любовь к гонкам у меня и не в крови, но каким-то образом, мам, она возникла во мне. И никакие письма на свете не могут этого изменить. – Она подошла к Александре, взяла за руку, но та вырвала ее. – Может, настала твоя очередь взглянуть в лицо фактам, мам, – обиженно протянула Бобби. – Ты приехала сюда, так почему бы тебе не взглянуть, что я умею. – Она попыталась улыбнуться. – Я не буду делать глупости, поверь. Папа заставил меня поклясться, что я брошу это дело, если не буду делать успехи, если не сдам экзамен, и я сдержу слово. И потом, я ведь не буду заниматься этим вечно…

– Вечно! – отчаянный крик Александры поразил их всех. – Бобби, если твои кости будут размолоты в кашу, если твое лицо будет изрезано до неузнаваемости, если ты окажешься на цинковой плите в морге, – вот тогда ты узнаешь, что такое «вечно»! «Вечно» ты будешь лежать в могиле!

Ответ Бобби прозвучал тихо, но с достоинством:

– Я это знаю. Мне хватает здравого смысла испытывать страх.

– Все гонщики испытывают страх, – впервые подал голос Андреас. – Все хорошие гонщики.

Александра перевела взгляд с Андреаса на Бобби.

– Вы уже все обговорили, не так ли? Я оставила вас наедине… чтобы вы могли успокоить друг друга… но вы даром времени не теряли, верно?

– Али, дорогая…

– Не смей называть меня так!

Теперь, когда она проиграла, Андреас смотрел на нее с жалостью.

– Папа, – беспомощно обратился он к Роберто, – ты можешь что-нибудь сказать?

Роберто посмотрел на сына долгим взглядом и покачал головой.

– Un cerchio [36], – пробормотал он. – Sono colpevole [37].

– Нет, папа! Это неправда!

– Что сказал дедушка? – тихо спросила Бобби, но никто ей не ответил.

Александра встала, подошла к Роберто и нежно погладила его седую голову.

– Это не ваша вина, папа. Вы ни в чем не виноваты. Вы не должны винить себя.

Он прижал ее руку к своей щеке.

– Mia cara, – его глаза увлажнились от слез, – ты не можешь попытаться их понять?