Джин Стоун - Тайные судьбы

– Боже мой, Дженни! – воскликнула Чарли. – Николас был с тобой в том ужасном месте.

Дженни закрыла глаза. Но даже ее длинные темные ресницы и нежные веки не могли скрыть боль, которую она испытывала.

– Он кормил меня гамбургерами из «Короля гамбургеров», – наконец произнесла Дженни. – А потом завязывал мне рот шарфом, чтобы я не могла говорить, и оставлял меня одну.

Чарли застонала. Она подошла к Дженни, обняла ее и сжала изо всех сил. Дженни тоже обняла мать и, не сдерживаясь, расплакалась. Никогда прежде она так не плакала перед Чарли. Это был особый плач, открытый, доверчивый, молящий о сочувствии, и Чарли вытерла слезы дочери.

– Так как же все случилось? Как он до тебя добрался?

– Я... – начала Дженни и ухватилась за руку матери. – Я поссорилась с тетей Тесс.

Теперь застонала Тесс.

Чарли гладила волосы Дженни. Она хотела сказать ей, что не стоит теперь ничего рассказывать и ворошить прошлое. Что теперь они вместе и все беды позади.

Но Дженни отошла в сторону и села на пол в уголке между кухонными шкафами. Она похлопала себя по колену, и Гровер послушно подошел к ней. Он лег и положил морду к ней на колени, а Дженни, не поднимая головы, начала его гладить и рассказывать, как все было.

– Я вела себя ужасно с тетей Тесс, – призналась она. – Одним словом, из мастерской я вернулась сюда, в дом, к себе в спальню и стала смотреть альбомы тети Тесс...

Чарли бросила быстрый взгляд сначала на Тесс, потом на Питера.

– И что же было дальше?

– Я услышала, что кто-то ходит внизу. Я думала, это тетя Тесс, и позвала ее, но она не откликнулась. И тогда ко мне в комнату вошел тот большой человек...

– Николас, – подсказал Питер.

Дженни подобрала под себя ноги и почесала Гроверу бок.

– Он сказал мне, папочка, что вы с ним партнеры по бизнесу. Он сказал, что мне надо пойти с ним, потому что с мамой случилось несчастье. – Дженни подняла голову и посмотрела на Тесс. – Простите меня, тетя Тесс, но я забыла запереть входную дверь.

– А как он добрался до Фаберже? – поинтересовался Джо.

Дженни опустила глаза, а Гровер еще теснее прижался к ней.

– Он сам увидел яйцо. Я сказала ему, что мы не должны брать яйцо с собой. А он засмеялся.

Дженни по-детски недоуменно пожала плечами.

«Четырнадцать лет, – подумала Чарли. – Почти взрослое тело, а ум еще маленькой девочки».

– Он сразу догадался, что это такое, – продолжала Дженни и обвела всех взглядом. – Как он мог знать?

– Он был из другой страны, Дженни. Недалеко от России, где делали эти вещи.

– Тогда он знал, что оно ценное.

Питер кивком подтвердил ее догадку.

– Одного я не могу понять: зачем он разбил яйцо, – сказал Питер.

– Алексис объяснила Марине, что они сделали это, чтобы произвести впечатление, – вступила в разговор Тесс. – Представляете, уничтожить вещь Фаберже, чтобы «произвести впечатление»?

Джо поднял руку, требуя внимания.

– Я думаю, все дело в том, что Фаберже трудно сбыть на черном рынке. Николас не имел никакого отношения к искусству, а Алексис слишком заметная фигура. Так что для них яйцо не представляло никакой ценности. Они руководствовались другими соображениями.

– Мама, а та леди, которая меня нашла? – спросила Дженни. – Она училась с тобой в колледже? Она есть у тебя на фотографии.

– Да, милая.

Чарли, волнуясь, кусала губы.

– А куда же она исчезла?

Все в комнате молчали. Наконец заговорила Тесс.

– Марина должна была вернуться к себе в Новокию. Но она пришла ко мне в больницу проститься перед отъездом.

– Она приходила к тебе? – удивилась Чарли.

Тесс кивнула.

– Марина предложила мне работу. Я буду дизайнером флаконов для первого выпуска духов их фабрики. Так что, если я понадоблюсь Блекбернской галерее, им придется немного подождать.

– Какая замечательная новость, Тесс! – воскликнула Чарли.

– Если уж говорить о новостях, то у меня есть и другая, не слишком приятная. Сестра Марины имела наглость положить разбитое яйцо в подарочную коробку, которыми я пользуюсь для упаковки своих изделий! Она сказала, что это была «удачная мысль». Она заставила Николаса пробраться ко мне в мастерскую и украсть одну из коробок. Послушайте, а кто-нибудь кормил Гровера? – вдруг вспомнила Тесс.

– Эту чертову собаку вообще не стоит кормить, – заметил Джо, чистя рукой свои синие форменные брюки. – Все эти три дня он только и делает, что слюнявит меня.

– Я все равно его люблю, – отозвалась Тесс. – Он единственный мужчина, который при виде меня пускает слюни.

– Может, именно поэтому у тебя такой несносный характер, что он единственный, – заметил Джо. – Ты ведь и стряпать-то не умеешь. Сколько лет знакома с Делл, а все не научилась у нее готовить.

– Верно, готовить я не умею, – призналась Тесс. – И не собираюсь учиться.

– А вот я умею. Может быть, на следующей неделе я сделаю для тебя пирог с курицей.

Тесс сдвинула брови.

– Может быть, на следующей неделе я уже буду в Новокии. Мы будем обсуждать там образцы флаконов.

– В таком случае отложим угощение на пару недель, – сказал Джо уже с порога. – Пойдем, тетя Делл, надо дать людям отдохнуть.

Только когда Джо закрыл за собой дверь, Чарли заметила чуть заметную улыбку на лице Тесс.

– А что касается тебя, Дженни, – сказала Чарли, – то тебе пора спать.

Дженни поцеловала Гровера в голову и поднялась с пола.

– Мы здесь останемся? – спросила она.

– На эту ночь, – ответил Питер. – А завтра поедем домой. Тесс надо работать. А нам надо решить, как мы потратим три миллиона, раз я подал в отставку и ушел из текстильной компании «Хобарт».

Чарли не могла поверить своим ушам.

– Думаю, брат с удовольствием возьмет на себя мои обязанности, – продолжал Питер. – К тому же и мне самому пора заняться чем-то конструктивным. К примеру, я подумывал о том, чтобы открыть сеть магазинов модной женской одежды. Это будет семейный бизнес, только наш и больше ничей.

Чарли сияла улыбкой.

– И мы будем по-прежнему жить в старом особняке? – спросила Дженни.

Питер взглянул на Чарли.

– Наверное, мы его продадим. Продадим и построим для себя совсем новый дом, – с уверенностью подтвердил он.

– А как быть с моей лошадью?

– Для Колокольчика мы тоже что-нибудь соорудим, например, лишнюю комнату в доме, – пошутил Питер.

– У меня есть особая просьба, – сказала Чарли, по-новому ощущая, что такое подлинные ценности жизни. – Не заехать ли нам в Питсбург по пути домой? Повидаться с родными?

Слишком долго Чарли притворялась, как счастливо ей живется в роскоши, слишком долго она запрещала себе даже думать об уютном, гостеприимном старом доме О’Брайанов.

– Мы едем в Питсбург? – спросила Дженни с надеждой в голосе. – Мы там не были целых сто лет.