Мерил Джейкоб - Венецианская леди

— Паша, — проговорила она, наконец, — направляясь в Египет, я предвидела все, кроме скрытой вражды генерала Варрена, который, дав мне пропуск, продолжает ко мне подозрительно относиться и парализует все мои действия.

— Я знаю, леди Уайнхем!.. Шерим-Паша сообщил мне, что вы будете для нас ценной помощницей, если вам удастся проникнуть в зону военных действий… Он меньше всего думал, что вместо того, чтобы открыть вам все двери, за вами учредят самый энергичный надзор… Это лишний раз доказывает, как опасно недооценивать нюх неприятеля.

— Раз это так, я хотела бы иметь возможность предупредить Ручини, чтобы он не истолковал ошибочно моей бездеятельности… Можете ли вы мне помочь?..

— Дело опасное, леди Уайнхем!.. Но, если вам угодно передать письмо графу Ручини, напишите его сегодня же. После обеда я пришлю кого-либо от моего имени к вам в отель. Вы вручите ему письмо, и я попытаюсь передать его по назначению.

— Значит, вы знаете, где он?

— Да, мне известно это.

У леди Дианы засверкали глаза. Она воскликнула:

— Где он?.. Скажите мне, я умоляю вас… Вот уж скоро месяц, как я не получаю от него известий… Это ужасно.

— Я не скажу вам этого, потому что вы женщина и, как таковая, можете поступить неосторожно. Все, что я могу вам сказать, — это, что граф Ручини жив и невредим и понемногу, без шума, терпеливо выполняет предначертанный план.

Леди Диана поняла, что она ничего больше не добьется от своего хозяина, и поднялась:

— Итак, паша, вы обещаете мне передать ему это письмо?

Египтянин, поднявшийся вместе с ней, внимательно смотрел на нее своими черными глазами, он как будто что-то обдумывал. Вдруг, как бы принимая серьезное решение, он приблизился к леди Диане и медленно проговорил:

— Леди Уайнхем, я верю, что вы не похожи на других женщин и что с вами можно отважиться на большее, чем с другими, вам подобными. Доверие, проявленное по отношению к вам Шерим-Пашой и его сообщниками, кажется мне теперь более чем заслуженным. Я хочу предложить вам кое-что. Передача письма Ручини — не особенно большой риск и для вас, и для него, и для меня. Но… вы хотели бы его видеть?

— Видеть его!.. О!.. И говорить с ним?..

— Нет… Только видеть его… Если я не ошибаюсь в вас и вы достаточно владеете своими нервами, чтобы остаться невозмутимой при виде графа Ручини, я берусь показать его вам завтра в восемь часов утра… Когда вы увидите его, вы поймете всю необходимость этого хладнокровия, которое культивируется с таким упорством на вашей родине.

— Где я должна быть завтра в восемь часов утра?

— В гостинице в костюме туристки… Я заеду за вами, чтобы повезти вас осмотреть пирамиду Саккара. Вы знаете ее, леди Уайнхем, она увековечила древнего демиурга, обладавшего даром воскрешать мертвых… Отнюдь не доброжелатель человечества, как видите… Я покажу вам в Саккара несколько могил священных животных, покажу вам в отдалении пирамиду со ступеньками короля Зогэра… Государь, который за три тысячи лет до рождества Христова… Но простите меня, леди Уайнхем!.. Моя страсть к археологии увлекает меня в то время, как вы, в противоположность Иисусу Навину, хотели бы ускорить движение солнца. Завтра, ровно в восемь, моя карета будет у вашего отеля… Еще раз напоминаю, будьте хладнокровны… Я много слышал о вашем умении владеть своими нервами. Никогда у вас не будет более благоприятного случая доказать это на практике.

Вернувшись в свою комнату, леди Диана с удивлением заметила официальный пакет на своем туалетном столе. Распечатав, она прочла:

«Дорогая леди Диана!

«Вернувшись в главную квартиру после объезда Судана, я узнал сразу все: о вашем прибытии в Александрию и о нелепых мерах надзора, принятых по отношению к вам моими подчиненными. Я прошу извинения и сожалею, что начальник моего второго отдела счел возможным не считаться с льготами, предоставленными вам моим пропуском. Я только что дал точные инструкции, чтобы исправить допущенную ошибку. Я надеюсь, что вы используете предоставленную вам свободу, чтобы навестить меня в Асуане. Мое обиталище не блещет комфортом, но чай, который я предложу вам, будет не менее вкусен, чем теплая водичка лондонских кафе. Глубоко уважающий вас

Лесли Варрен».

В тот же вечер она отправилась ужинать в ресторан в обществе нескольких друзей. Два шпиона, следившие за ней, исчезли.

Утреннее солнце согревало уже вокзальный зал. На платформе беспрестанно двигались феллахи в светлых рубахах и крестьянки в черных платьях.

Леди Диана обратилась к паше:

— Вы серьезно собираетесь повезти меня в Бадресхейн осматривать вашу пирамиду?

— Конечно, леди Уайнхем!.. Раз надзор снят, воспользуемся этим.

— Паша, — прошептала леди Диана, — ведь вы обещали мне нечто, что интересует меня больше, чем все ваши чудеса Саккара?.. Конечно, если только тот, кого вы должны мне показать, не прячется как раз за этой знаменитой пирамидой?

— Увы! Действительность менее романтична. Вы обнаружите его не в тени священных могил… Но в нашем распоряжении еще десять минут до отъезда; взгляните же на погрузку подкреплений, направляемых в верхний Египет.

На соседнем перроне двигались мундиры; полубатальон шотландских стрелков грузился в вагоны.

— Длинный поезд, — констатировал паша. — Пройдемся до конца платформы. Он увлек леди Диану. Подойдя к последнему вагону, паша остановился и проговорил, указывая на паровоз:

— Эта маленькая машина потащит такой поезд… Очевидно, у нас не хватает паровозов.

Леди Диана рассеянно посмотрела на паровоз: все эти детали очень мало интересовали ее.

Машинально следуя за пашой, она подошла к тендеру паровоза и скользнула взглядом по машинисту, английскому солдату королевского саперного полка, протиравшему промасленной тряпкой рычаги, и по кочегару-туземцу, наклонившемуся над открытой топкой и бросавшему туда лопатой уголь.

И вдруг сердце леди Дианы затрепетало от неожиданности. Она узнала Ручини; Ручини, в грязной, пропитанной потом одежде, с голыми руками и ногами, с грязным тарбушем на голове, с неузнаваемым лицом.

Паша угадал волнение своей спутницы. Фамильярно взяв ее под руку, он увел ее на другую платформу. Леди Диана шла, наружно спокойная, но внутри у нее бушевала буря и, под внешним безразличием она ясно чувствовала лихорадочное биение сердца. Ручини на паровозе воинского поезда! Какая смелость и как это достойно опоздавшего родиться кондотьера среди цивилизованного мира двадцатого столетия! Ручини — истопник поезда, наполненного английскими солдатами! Только Ручини способен был пойти на такой риск, чтобы скорее проникнуть в Луксор, Асуан и в главную квартиру врага.

Отойдя от толпы, паша прошептал: