Айрис Джоансен - Один твой взгляд

– Не стоит так сердиться, – пролепетала Са­манта, невольно делая шаг назад. – Это ведь не так уж важно. Завтра…

– К черту завтра, – вскочив на ноги, Флетч надвигался на Топаз. – Ничего себе – не стоит сердиться! – Он встряхнул девушку за плечи. – Это ведь была последняя еда, правда? Ты навра­ла мне и ушла, потому что знала: я не стану есть, если ты сядешь рядом и не возьмешь ни кусочка!

– Я не голодна, – перебила его Саманта. Флетч был так близко, что она ощущала всем телом исходивший от него жар. – Я ела сегодня утром.

– И что же ты ела?

Саманта нервно облизнула губы.

– Фрукты, кажется.

Ладони Флетча крепче сжали ее плечи.

– Ты снова врешь мне!

– Ну хорошо. Возможно, это было вчера ве­чером.

– Возможно, – угрожающе произнес он. – А возможно, и нет. Так когда же ты ела послед­ний раз, Саманта Бартон?

– Вчера днем, – сдалась девушка. Увидев, как потемнело лицо Бронсона, она поспешила добавить. – Но я ела потрясающе вкусную дыню. А потом у меня просто не было времени, потому что нас заметил патруль. Наших пайков хватало только на освобожденных узников. Им это было куда нужнее, чем нам, и мы с Риккардо…

– Отдали им свою пищу, – угрюмо закон­чил за нее Бронсон. – А я, я тоже, по-твоему, нуждался в пище больше, чем ты? Посмотри на меня. Я крепок, как бык, и если я пропускал когда-нибудь ужин, то лишь потому, что забывал о нем или был занят, а не потому, что у меня не было еды. – Руки его все еще сжимали хрупкие плечи Саманты. – А ты… Боже мой – кожа да кости! И ты отдала мне свою последнюю еду. Знаешь, как я чувствую себя теперь?

– Я вовсе не хотела, чтобы вы почувствовали себя виноватым, – тихо сказала Топаз. – Изви­ните меня.

– Если не перестанешь наконец извиняться, я удушу тебя на месте, – снова сверкнул глазами Флетч. – Почему, черт побери, почему ты это сделала?

Саманта подняла голову и взглянула ему прямо в глаза.

– Вы ведь мой гость, – произнесла она. – Вот я и предложила вам все, что у меня есть. Флетч изумленно смотрел на девушку.

– Хорошие у тебя представления о гостепри­имстве. А как насчет элементарного здравого смысла?

– Наверное, у меня он отсутствует, – Топаз виновато улыбнулась. – Я слишком импульсив­на и часто делаю что-то, не обдумав хорошень­ко. – Улыбка ее вдруг померкла. – Но только не в этот раз. Я всегда стараюсь платить по счетам. Я никогда не смогу отблагодарить вас по-настоящему за то, что вы сделали для меня и Риккардо, но я стараюсь.

– Я не отбираю пищу у голодных женщин! Саманта покачала головой.

– Я вовсе не голодаю. И я действительно не хочу сейчас есть. Я очень выносливая. Мне при­ходилось обходиться без еды и гораздо доль­ше. – Она снова улыбнулась. – Выпив кружку кофе, я окончательно восстановлю свои силы.

Флетч, прищурившись, внимательно разгля­дывал девушку. Он словно бы не замечал, что по-прежнему держит ее за плечи.

Зато Саманта хорошо чувствовала прикосно­вение его рук. Ладони Флетчера словно источали жар, проникавший внутрь ее тела, пробуждая его к жизни.

– Мистер Бронсон?

Он не сразу услышал ее, а когда понял, что Саманта обращается к нему, медленно разжал руки.

– Флетч, – невесело усмехнувшись, сказал он. – После того как я украл у тебя последний кусок хлеба, формальности, я думаю, неумест­ны. – Он указал на одеяла возле стены. – При­сядь-ка. Я сам разведу огонь и сварю кофе.

– Да нет, я…

Но Флетч поднял руку, призывая ее к молча­нию.

– Я сказал тебе, садись, – резко приказал он. – Садись и отдыхай!

Саманта медленно опустилась на одеяла и сложила ноги по-турецки.

– Хорошо, я сяду. Может быть, вы не отка­жетесь поговорить со мной. Мне ведь предстоит провести здесь одной много-много дней, прежде чем солдаты покинут эту местность и я смогу от­правиться за Пако. – Она старалась, чтобы голос ее звучал как можно беззаботнее. – Так что не хотелось бы промолчать весь вечер, раз уж рядом есть живой человек.

Флетч снова внимательно посмотрел на де­вушку, но по выражению его лица невозможно было понять, о чем он думает.

– Ты хорошо говоришь по-английски. Ни малейшего намека на акцент, как у твоего друга Лазаро. Ты американка?

– Конечно, я хорошо говорю на своем род­ном языке, – улыбнулась девушка, прихлебывая из чашки ароматный кофе. – Я ведь родилась в Далласе. И понятия не имела о существовании острова Сент-Пьер, пока мне не исполнилось десять лет.

– Как интересно, – Флетч сжал ладонями кружку, глядя на девушку поверх костра. – Не соблаговолишь ли объяснить, как случилось, что американская девушка стала членом партизан­ского отряда на острове в Карибском море.

– Мой отец был журналистом. Не очень из­вестным, но он писал на двух языках и был мас­тером своего дела. Когда умерла мама, отец при­ехал сюда и стал репортером ведущей газеты острова. Ему нравилось на Сент-Пьер. До рево­люции остров напоминал рай, о котором он всю жизнь мечтал. Я тоже любила этот остров в преж­ние времена… Ну вот… Я быстро подружилась со своими сверстниками и выучила язык. А когда мне было пятнадцать, хунта свергла законное правительство. Тогда наша жизнь превратилась в ад. Новому правительству не нравились ни мой отец, ни его статьи. Они убили его.

Саманта произнесла это абсолютно спокой­но, и от этого слова ее показались Флетчеру еще ужаснее, чем если бы она плакала навзрыд.

– Ты любила отца?

– Да, – девушка отхлебнула из чашки. —

Тогда я пошла в горы и вступила в отряд Риккардо. – Она подняла на Флетча свои необыкно­венные янтарные глаза. – Вот и все. А теперь вы расскажите о себе. Думаю, ваша жизнь была куда интереснее моей.

– Я знаю многих, кто поспорил бы с тобой, Саманта. И что же ты хочешь обо мне узнать?

– Все, – девушка улыбнулась. – Мне очень любопытно. Я ни разу не встречала нефтяного магната. У вас есть семья?

–Нет.

– Это очень плохо. Вам нужен кто-то, на кого вы могли бы тратить свои деньги. Вы ведь наверняка слишком заняты, чтобы заниматься этим самому.

Флетч застыл неподвижно, потом, усмехнув­шись, спросил:

– Предлагаешь свою кандидатуру?

– Кто – я? – Саманта замотала головой. – У меня столько дел на Сент-Пьер. Вам придется предложить эту должность кому-то другому. – Девушка захихикала. – К тому же вам нужен кто-то, кто разбирается в дорогих вещах. А я не отличу «Ролекс» от «Диора».

– Думаю, в этом разобраться несложно. «Ролекс» – часы, а «Диор» – марка знаменитых ку­тюрье.

– Вот видите? Я абсолютно безнадежна. – Топаз положила подбородок на согнутые колени и посмотрела в огонь. – Красиво, правда?

– Тебе нетрудно угодить.

– Думаю, это так. Иногда мне достаточно лишь подумать о том, что я жива, у меня есть огонь, чтобы согреться, а рядом – человек, с ко­торым можно поговорить. И я чувствую себя аб­солютно счастливой. – Девушка невольно по­ежилась. – Но мне часто бывает страшно. Не люблю оставаться одна.