Барбара Брэдфорд - Ее собственные правила

– Это называется подавление памяти, Мередит. Уверена, когда вы были совсем маленькой, с вами случилось нечто ужасное, что вызвало глубокую травму. И в результате – подавление памяти. Теперь я окончательно уверена, что именно это является причиной ваших приступов. Вашей психогенной усталости.

– Но почему это началось сейчас? Почему приступы не случались прежде?

– Потому что вы сами подсознательно запрятали эти воспоминания глубоко внутрь. Только так вы могли нормально жить. А сейчас кое-что затронуло эти воспоминания, и они всплыли на поверхность вашего сознания.

– «Кое-что»? О чем вы?

– Не могу утверждать с абсолютной уверенностью, но думаю, это ваше посещение аббатства Фонтейнс.

– Вы считаете, я бывала там раньше?

– Возможно. Очень вероятно. В таком случае все становится на свои места.

– А есть еще какой-нибудь способ вызвать на поверхность мои ранние воспоминания, доктор Бенсон?

– Это можете сделать только вы, попытавшись вернуть свою память о раннем детстве. На следующей неделе вы едете в Англию. Может быть, что-то еще даст толчок вашим воспоминаниям. А пока давайте еще немного побеседуем о годах, проведенных в сиротском приюте.

Мередит вздрогнула, и в глазах ее мелькнул ужас.

– Дети не должны так жить! – воскликнула она. – Но, если вы настаиваете, я расскажу.

– Настаиваю. Понимаю, рассказ причинит вам боль, но я могу отыскать в нем ключ к разгадке, какие-то намеки. Начинайте, Мередит.

Вечером она позвонила Люку. Она не могла больше утаивать от него тайну своего прошлого. К тому же ей сейчас так нужно было поделиться с ним своими переживаниями, во всем признаться, услышать слова ободрения и любви.

Кэтрин Стреттон, прищурив глаза и склонив голову набок, придирчиво разглядывала лежащую на столе акварель.

На рисунке была изображена колыбель, в которой, свернувшись клубочком и подложив кулачок под щеку, спал маленький мальчик. Кэтрин довольно улыбнулась. Ей удалось передать прелесть и очарование невинной малютки. Идеальная иллюстрация для последнего стихотворения в книжке детских стихов, над которой Кэт работала последнее время. Теперь наконец работа завершена, иллюстрации можно показывать издателю.

Отлично выполненная работа, заключила девушка, тонким росчерком выводя в углу рисунка «Кэт». Она всегда пользовалась уменьшительным именем, подписывая свои работы. Теперь это имя было уже довольно известным в издательских кругах.

Соскользнув с высокого стула, она подняла руки над головой и несколько раз потянулась. Вышла из студии, миновала большую комнату и оказалась в кухне.

Кухня была большая, яркая, покрашенная в сине-белые цвета и оснащенная по последнему слову техники. Кухня, словно специально созданная для кулинара-энтузиаста, кем Кэтрин и являлась. Она еще в детстве обожала готовить. Мама и тетя Бланш, которую Кэт любила как родную, восхищались ее успехами.

Кэтрин мыла руки и смотрела в окно. Из ее квартиры открывался чудесный вид на небоскреб «Крайслер» и «Эмпайр-Стейт-Билдинг». Сегодня знаменитые небоскребы сверкали под солнцем на фоне ярко-голубого апрельского неба, и Кэтрин подумала: «Ну и красотища, никогда они не казались такими красивыми, как в этот ясный весенний день. Хотя, пожалуй, ночью они все же красивее, когда вырисовываются яркими силуэтами огней на ночном небе». Для Кэтрин эти небоскребы олицетворяли весь Манхэттен.

Она налила в чайник воды и поставила его на плиту. Потом расставила чашки и блюдца, достала из холодильника продукты и начала делать крошечные бутербродики к чаю.

Кэтрин и Мередит сами разработали дизайн этой квартиры в Сохо. С одной стороны располагалась студия с огромным окном и еще одним окном в скошенном потолке; кухня плавно переходила в столовую. Гостиная служила одновременно библиотекой; справа находились две спальни, при каждой имелась ванная.

Квартира, и без того большая, казалась огромной, какой-то по-особенному светлой и воздушной. Эффект достигался не столько высотой потолка и множеством окон, сколько благодаря нежной, продуманной цветовой гамме.

Эту квартиру Кэтрин получила в подарок от матери в двадцать первую годовщину своего рождения. «Это подарок не от меня, – сказала тогда мать. – Это подарок Джека и Амелии, хоть их и нет с нами. Я купила эту квартиру на оставленные ими деньги».

В тот день Мередит рассказала Кэтрин о последней воле Амелии, об огромном наследстве, доставшемся девушке. В него, кроме прочего, входила гостиница «Серебряное озеро», дом, в котором Кэтрин выросла, и участок земли в сто пятьдесят акров. Всем этим после смерти Амелии управляла Мередит. Она выгодно разместила капитал и тем самым значительно его увеличила. И вот в один прекрасный день четыре года назад Кэтрин узнала, что она богатая наследница.

Кэтрин всегда знала, что Джек Сильвер – ее отец. Мать рассказала ей правду, как только Кэт достаточно подросла, чтобы все понять. Девушка почти не помнила Джека, даже об Амелии у нее остались лишь смутные воспоминания. Мередит всегда была самым главным человеком в ее жизни, и Кэтрин обожала свою мать.

Кэт никогда не осуждала Джека и Мередит: она была для этого слишком умной. И достаточно зрелой, чтобы понимать: никто не может знать, как на самом деле складываются отношения двух людей. В данном случае – трех людей. Ведь уже ясно, что Амелия все знала, но предпочитала закрывать глаза на отношения Джека и Мередит.

Однажды Кэтрин спросила обо всем этом Бланш О'Брайен, но Бланш посоветовала не вникать в подробности той старой истории.

– Никто никого не мучил, все были счастливы, все трое любили друг друга, а ты вообще являлась счастьем их жизни. Они тебя обожали, и Амелия была тебе словно вторая мать.

Иногда Кэтрин спрашивала себя о прошлом Мередит. Она многое знала, хотя мать старалась не говорить о детстве в Австралии. Кэтрин всегда казалось, что жизнь Мередит началась с того момента, когда она приехала в Коннектикут.

Кое-что мать все-таки рассказывала, и Кэтрин знала: детство Мередит было кошмарным – без родительской любви, без теплоты и участия. Ребенком она не слыхала ни одного ласкового слова!

Мередит же любила своих детей страстно, безоглядно, слепой материнской любовью, забывая обо всем на свете.

Кэтрин была уверена, что мать всю жизнь старалась дать им с братом все, чего сама была лишена в детстве, и многое сверх того.

Беззаветная любовь к детям, возможно, негативно повлияла на ее отношения с Дэвидом Лоутоном, отцом Джона. Джон и Кэтрин всегда, при любых обстоятельствах занимали в жизни Мередит главное место. Очевидно, Дэвиду надоело вечно быть на вторых ролях.

Через четыре года брак распался, и вскоре Дэвид, скромный провинциальный юрист, перебрался на Западное побережье. К их невероятному удивлению, он вдруг превратился в модного адвоката по делам шоу-бизнеса, его клиентами стали многие голливудские кинозвезды. Дети с тех пор его больше не видели, только изредка говорили по телефону, а через год или около того он и вовсе перестал звонить. Но и Кэтрин, и ее брату было на это наплевать. Джон всегда обожал мать, да к тому же Дэвида Лоутона трудно было назвать хорошим отцом и уж тем более хорошим отчимом.