Майкл Корда - Идеальная пара

– «Дурак льет слезы; если ж вам придется заплакать, то посыплются каменья, – прошептал он, хищно усмехаясь. – Вы нравитесь мне, молодцы. За дело! Идите же скорей».

Он отпустил их небрежным движением руки, хитро улыбнулся публике и подмигнул, потом, хромая, медленно пересек сцену, и перед тем, как скрыться за кулисами, оглянулся и посмотрел в зал, будто искал там кого-то. Фелисия ждала, что он посмотрит на нее, но вместо этого его взгляд устремился на кого-то, кто сидел позади нее. Он смотрел в ту сторону так пристально, что она не могла не удивиться, кто же привлек его внимание.

Он чуть помедлил, едва заметно улыбнулся, будто хотел сказать: «Я же тебе говорил», с выражением одновременно вороватым и победным.

Публика разразилась аплодисментами, будто занавес уже опустился, хотя убийцы до конца акта должны были еще разделаться с Кларенсом. Робби держал зал в таком напряжении, что остальных исполнителей можно было просто убрать со сцены. Аплодисменты все не смолкали, отдаваясь в ушах Фелисии с такой силой, что причиняли ей почти физическую боль, а двое убийц на сцене беспомощно стояли, ожидая, когда наступит тишина, и они смогут закончить свое черное дело.

Фелисия оглянулась назад и в ужасе вздрогнула. Через три ряда от нее у прохода сидели двое мужчин в форме армии США: один был с погонами офицера, а другой был в полевой форме американского солдата, и они оба изо всех сил аплодировали Робби.

Даже в темноте невозможно было не заметить, что лицо офицера поразительно походило на Ричарда, каким его изобразил Робби.

Но не появление Марти Куика заставило Фелисию задрожать. Рядом с ним с выражением благоговейного страха на лице, с рыжими вьющимися, как прежде, волосами, сидел Рэнди Брукс.

Боясь задержаться хоть на минуту, она пробралась к проходу и под покровом темноты выбежала из зала, оставив Филипа и Гая недоуменно смотреть ей вслед.

– Я никогда не видел ничего подобного, – дрогнувшим голосом сказал Брукс, все еще продолжая дрожать после сцены смерти Ричарда. Никогда в жизни он не видел ничего более жуткого ни на сцене, ни в кино. Каким-то образом Робби научился старому трюку фокусников, когда ты видишь, как меч входит в тело жертвы, и его острие, покрытое кровью, появляется с противоположной стороны. Как все хорошие трюки, он был сопряжен с риском, к тому же фокусникам не приходилось выполнять его в пылу сценического сражения. Рэнди видел этот фокус сотни раз на эстраде, но все равно непроизвольно вскрикнул от страха и зажал рот рукой, когда увидел, как меч вошел в грудь Робби, а его острие, пробив доспехи на спине, появилось снаружи, и кровь брызнула на сцену.

Робби закатил глаза, рот у него открылся, рука вцепилась в клинок, будто его жизнь зависела от того, сможет ли он вытащить меч из раны, потом он издал крик, не страха или боли, а крик мучительного разочарования, крик глубокой, искренней тоски.

Надломленный, как мученик, он упал на колени, слабо дергая меч, а кровь струилась у него между пальцами, потом он невидящим взглядом посмотрел на публику, и отвратительная усмешка появилась у него на губах, будто он хотел сказать: «Ричард убил бы вас всех, если бы мог!», и, упав вперед, сполз по наклону сцены, гремя доспехами, прямо к рампе; его торс и голова свесились со сцены, а корона, свалившись с головы, со звоном покатилась в оркестровую яму.

Рэнди до крови закусил губы. Даже Марти был поражен ужасом.

Его обычно красное лицо было бледно как мел. Рэнди показалось, что он может потерять сознание.

– Ты в порядке? – спросил он, повышая голос над громом аплодисментов.

Марти кивнул.

– В порядке, – ответил он, хотя по его виду этого было нельзя сказать.

Он продолжал молчать, пока они шли за кулисы и поднимались по узкой металлической лестнице в гримуборную Вейна, путь к которой загораживала целая толпа поклонников. Настроение было праздничное, хотя и несколько благоговейно подавленное, как будто каждый ощущал, что прикоснулся к чему-то великому, стал свидетелем момента в истории театра, о котором будут помнить всегда.

Марти постоял немного в конце толпы, которая заполняла коридор, будто хотел перевести дух. Он прислонился к железным перилам лестницы и посмотрел вниз, на сцену, словно то, что он видел там, по-прежнему преследовало его.

– Я никогда в жизни такого не видел, – тихо сказал он.

– Я тоже.

– Он величайший в мире актер.

– Возможно.

– Никаких «возможно». Это факт. Никаких сомнений. И он принадлежит мне.

– Как ты это себе представляешь, Марти?

– Он должен мне четыреста тысяч долларов, верно? Он должен будет сделать то, что я ему скажу, либо вернуть деньги, верно?

– Может быть, Робби посмотрит на это несколько иначе. Он уже не тот парень, что играл Ромео. Он не позволит, чтобы им помыкали, как раньше, – сказал Брукс. – Я уверен – больше не позволит.

Куик, все еще находясь под впечатлением увиденного, кажется, не спешил заходить в гримерную.

– Я никогда не видел, чтобы кого-то вот так закалывали на сцене, – сказал он. – Честно скажу, у меня душа ушла в пятки от страха.

– Это всего лишь трюк, Марти. Ты же видел, как его делают фокусники.

– Меня испугало его лицо, а не трюк. Забавно, но, знаешь, каждому снятся кошмары о смерти. Но что по-настоящему странно, так это то, что меня во сне всегда терзает страх быть заколотым.

– Мне кажется, мало кому понравилась бы идея быть заколотым, Марти.

– Однажды в Кони-Айленде я видел, как в драке закололи ножом одного парня; мне тогда было четырнадцать лет. Я помню, как я подумал тогда: «Боже, я не хочу умереть такой смертью!» Я навсегда это запомнил.

– Вероятность того, что ты погибнешь от ножа, Марти, один шанс из тысячи.

– Если мне суждено умереть, я хотел бы умереть в постели с девчонкой. – Он тряхнул головой как боксер, приходящий в себя после удара. – Боже, я не знаю, что на меня нашло сегодня. – Он вынул сигару, откусил кончик и закурил. – Пойдем к Робби.

Он беспардонно начал проталкиваться сквозь толпу, раздвигая всех локтями и наступая людям на ноги, пока не пробрался в комнату. Рэнди шел за ним следом. Вейн сидел у стола с бокалом шампанского в руке и озабоченным выражением на лице, которое было заметно даже под наполовину снятым гримом. Время от времени он поглядывал на дверь, будто ждал кого-то.

Рэнди и Марти Куик стояли как раз за первым рядом его поклонников, и когда Робби взглянул в их сторону, Рэнди понял, что кого бы Робби ни ждал с таким напряженным беспокойством, это был не он.

Может быть, Лисию, подумал он. Он не видел ее среди зрителей – он внимательно разглядывал публику в антрактах, – не было ее и сейчас. Была ли Фелисия, или кто-то другой тем человеком, чье отсутствие так расстраивало Робби? Рэнди по-прежнему хотел, что этим человеком был он, как он мечтал об этом в Беверли-Хиллз целую вечность тому назад.