Джойс Данвилл - Открытие сезона

Я оставила Джо перед входом в прачечную, а Флору взяла с собой. Она хотела сама сложить все белье в машину, хотя оно было слишком тяжелым для нее, и я помогла ей, но так, чтобы она ничего не заметила. Потом я села и принялась рассматривать журнал, а Флора стала носиться по прачечной, заглядывая сквозь прозрачные дверцы машин и вскрикивая от удовольствия при виде крутящегося белья. Я тоже почувствовала себя лучше среди всех этих тихо работающих машин. Я чувствовала себя, как дома, словно я в Лондоне.

Пока я там сидела, мимо прошла знакомая девушка с корзинкой. Эта полная, с озабоченным выражением лица девушка была замужем за одним из статистов. Я улыбнулась ей, и она остановилась на минутку поболтать со мной.

Когда она ушла, я стала оглядываться по сторонам в поисках Флоры, чтобы дать ей засыпать вторую порцию стирального порошка, и боковым зрением заметила сквозь окно еще одного знакомого человека. Это была Софи Брент, которая как раз захлопывала дверцу своей машины. Я посмотрела на нее: хорошо скроенное коричневое платье, густые волнистые черные волосы, длинные загорелые ноги, красивые зрелые формы… В этот момент Флора тоже заметила ее и выбежала на улицу, крича: «Софа, Софа!». Софи обернулась, и я почти пожалела ее. Флора повела ее внутрь, и ей удалось улыбнуться и сказать:

– О, Флора, рада видеть тебя.

– Хэлло, Софи, – поздоровалась я. Она посмотрела на меня, ее лицо было печально, и даже сквозь загар было заметно, как она побледнела.

– Хэлло, Эмма, – ответила она, и мы уставились друг на друга. Потом я спросила первое, что пришло мне в голову:

– Вы часто сюда приходите?

– Довольно часто, – ответила она и принялась закладывать в машину привезенное белье.

– Я прихожу сюда, – добавила она, – когда больше нечего делать, – и я неожиданно подумала: где же тогда Дэвид? Ее ответ несколько улучшил мое самочувствие, и я решила перейти в наступление.

– Надеюсь, вы нормально добрались до дома, – сказала я, – Виндхэм проводил вас?

– Да, проводил.

– Я так и думала, – заметила я, и мы продолжали смотреть друг на друга, не зная, что сказать дальше. Для меня настоящий конфликт всегда оказывался бессловесным, поэтому я и нахожу театральную драму такой надуманной. Мы конфликтуем, потому что не можем найти общих слов, нам нечего сказать друг другу. Я знаю, что реализм – это еще не все, но для меня то, что выдумано, а не почерпнуто из реальной жизни, ничего не означает. Символы и образы, да, я слышала о них. Но мы с Софи существуем на самом деле, и наш конфликт не отличался бурными обсуждениями. Представляю, какой она меня видит: хитрая, придирчивая, чванливая, и вместе с тем чертовски умная. Вооруженная всеми этими качествами, я осуждала ее своим молчанием.

Нас отвлекла Флора: она топталась около двери, и сейчас бросилась ко мне, сказать, что Джо плачет.

Поскольку цикл машины давал мне двадцать минут свободного времени, я решила пойти прогуляться и покатать его в коляске. Софи попрощалась со мной, но возле дверей окликнула:

– Виндхэм сказал мне, что уезжает в выходные. Он собирается начать работу над фильмом, вы не знаете, о чем будет картина?

Мне показалось, что это было сказано специально, чтобы сделать мне больно и выявить мою неосведомленность, но ошиблась. Она заметила, что утром прочитала два положительных отзыва о своей роли в «Клене». Я поздравила ее с этим, и она продолжала болтать: она, мол, надеется, что мнение Виндхэма о ее таланте изменилось к лучшему и он сделает из нее кинозвезду, она даже была готова выпытать у меня (это в такой-то момент!), нет ли у меня каких-то новостей для нее. И рассчитывала она отнюдь не на мою неосведомленность, а на участие в ее судьбе.

Я оставила ее, как всегда удивленная этими профессиональными актерскими качествами, и катала Джо, пока он не успокоился. Когда пришло время вернуться за бельем, мне ужасно не захотелось идти обратно в прачечную. Я не была уверена, что Софи догадается уйти, пока ее машина работает в автоматическом режиме. Я подумала, что может произойти с выстиранным бельем, за которым никто не придет: вероятно, служащий вынет его из машины и бросит гнить в корзинку в течение установленного правилами срока хранения, вроде трех месяцев. Мне было неприятно думать, что такая судьба уготована моему покрывалу из-за Софи Брент, поэтому я все же вернулась и взяла свои вещи. Софи там не было. Я бросила взгляд на ее машину и заметила с каким-то мелочным злорадством, что в спешке она бросила к белым вещам что-то цветное, и теперь все ее белье стало грязно-розового цвета.

Когда я вышла и прачечной и бросила мешок с выстиранным бельем в ноги Джо, Флора принялась упрашивать меня пойти посмотреть уточек. Небо было синевато-серое, а тучи низко нависали над крышами домов, но у меня не было сил сопротивляться Флоре, и я подумала, что радость видеть ее улыбающееся просветленное личико будет стоить любого дождя. У воды я дала Флоре полбулки, купленной для чая, и смотрела, как она бросает кусочки жадным стайкам птиц, клюющихся и сражающихся за каждую хлебную крошку. Я думала о том, что я сделала с Дэвидом, и что он сделал со мной, и кто был первым. Подцепил ли он Софи, потому что Виндхэм оставил ее для него? Или, напротив, Виндхэм занялся мной, потому что Софи была уже занята Дэвидом и поэтому недоступна? Насколько безнадежна эта ситуация? Сможем ли мы – я, Дэвид, Флора и Джозеф – когда-нибудь вместе стоять возле воды, бросая птицам кусочки хлеба и отдаваясь этому тихому удовольствию? Я думала обо всем этом, мечтательно облокотившись на ручку коляски, когда заметила приближающегося ко мне со стороны театра Виндхэма. Он был один и явно искал меня, крутя по сторонам головой, словно медведь. Я стояла и ждала: отягощенная двумя детьми, я бы не успела уйти до того, как он увидел бы меня. Когда он подошел ближе, я заметила, что он в очень плохом настроении. Его первыми словами были:

– Зачем ты заставила меня провожать эту испорченную девчонку? Представляю, как вы с Дэвидом веселились в своей маленькой кроватке на мой счет!

– Ты действительно так думаешь? – спросила я. Теперь я снова противостояла ему, но ощущала такую апатию, что даже не обрадовалась, что могу вызывать столь бурные чувства.

– А что еще я могу думать? – мрачно бросил он, глядя на Джозефа. – Что я еще могу думать? – он казался таким рассерженным, что я поняла, почему его так боятся во время репетиций.

– Я не знаю. И не кричи, ты испугаешь детей.

– О, Боже, – сказал Виндхэм, – тебе всегда необходимо таскать с собой весь выводок?

– Что ты имеешь в виду? Это мои дети, я хочу, чтобы они были со мной, я люблю их.

– Кажется, ты только их и любишь, – проворчал он. – Ты никогда не думаешь ни о ком, кроме них. Не знаю, почему твой муж уживается с тобой, но я уверен, что от меня ты этого не дождалась бы. Ты не уделяешь мне и четверти своего внимания, верно?