Шейла Ранн - Цена любви

— Элизабет, — сказал Джордж Химинес, — рад представить вам, mi buen amigo, режиссера вашего будущего фильма, талантливого Жозе Алонсо.

Прекрасно. Всем известно, что Жозе гомик. Значит, ничто не угрожает моему душевному равновесию.

В этой официальной обстановке режиссер держался приветливо и просто; на нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами.

— Знакомьтесь, Свен Янсен, — представил он спокойного, худощавого, весьма уважаемого шведского кинематографиста.

Знатоки киномира называли их половинками одной личности. Жозе был мозгом и душой этой пары, изобретателем блестящих новшеств, а Свен — расчетливым реализатором идей. Они везде появлялись вместе. Если они и были любовниками, то тут пахло нарциссизмом.

— А это — Пасо Кортасар, — представил Жозе молодого сценариста, недавно присоединившегося к ним в качестве протеже.

Я пришла сюда именно познакомиться с этой творческой бригадой. Сейчас мое внимание целиком принадлежало ей.

— Мы не первый год восхищаемся вашей работой, — по-испански начал Жозе; произнося слова медленно, чтобы было понятно. — На прошлой неделе мы посмотрели видеозаписи «Грусти» и «Эл Пекадо». Потрясающе.

— Muchas gracias, senores.

Удивительно, что он упомянул эти фильмы — мои ранние творческие удачи, потерпевшие коммерческое фиаско; сейчас найти их уже почти невозможно. Однако я всегда гордилась ими.

— Ciao, — бросил Джордж, направляясь к лифту. — Теперь я считаю себя вправе покинуть вас, творческих людей, как и обещал Элизабет.

Потрясающе, но стрелки на брюках Джорджа Химинеса при ходьбе абсолютно не сминались.

После ухода Джорджа мы всерьез принялись за работу. Разобрали экземпляры сценария, обменялись мнениями на сей счет; беседа не прерывалась даже когда подавали ленч, убирали тарелки, расставляли изящные чашечки кофе с резными ложками. Мы уже ощущали себя единым организмом, предвкушали следующую встречу, спешили разработать график съемок, приступить к поиску натуры и актеров. Пропустив традиционный перерыв — сиесту, в семь часов мы наконец подвели черту.

— Элизабет, — объяснил мне Жозе на своем лучшем английском, — у нас, современных испанцев, сиеста теперь после работы, а не днем. Обедаем очень поздно — в половине одиннадцатого. Спать ложимся еще позже. Честное слово, мы наслаждаемся ночной жизнью Барселоны!

Все засмеялись и расцеловались на прощание. Мы уже были не только коллегами, но и друзьями. И верили, что этот фильм станет вершиной карьеры каждого из нас. Из кабины лифта вся команда выкатилась на залитую вечерним солнцем улицу.

Пока такси пробиралось сквозь плотный поток машин, мимо велосипедистов и пешеходов, водитель помог мне вспомнить отборные испанские ругательства. Наконец мы подъехали к отелю. Я тотчас подбежала к стойке. А вдруг есть какие-то сообщения? Вдруг звонил Стивен? Открыв дверь своего номера, я бросилась к телефону.

— Алло, это Стивен Брендон, — ответил знакомый голос.

Я почувствовала, что любые мои слова прозвучат неестественно.

— Алло, алло? Кто это?

Я тотчас положила трубку, изумившись тому, что не осмелилась заговорить, и стала по-новому аранжировать черные цветы Джорджа.

Сейчас мне хотелось «современной испанской сиесты», но вчерашние события слишком сильно напомнили о былом. Я боялась увидеть сны, тем более что позже меня ожидала встреча с Джорджем. Пришлось принять успокоительное, хотя в последнее время я редко им пользовалась. Запив его водкой и содовой, мне удастся заснуть так крепко, что я избавлюсь от ночных кошмаров…

Бетти хихикает… Папа забавно гримасничает, и она визжит от смеха. После такой смешной истории о дереве за окном девочка больше не будет бояться его по ночам… «Пойдем, моя Куколка Бетти», — он снимает с нее белое платье в ванной комнате… Мария плачет. В последнее время мама постоянно плачет, когда приходит время принимать ванну. Раньше все трое получали от этого удовольствие.

«Пожалуйста, не плачь, мама», — Бетти растерянно пытается утешить хрупкую молодую женщину… — «Почему ты плачешь, Мария?»

Мария лишь обнимает обнаженную Бетти.

Но папа отталкивает Марию. «Пожалуйста, не делай этого, папа», — заступается за мать Бетти. Папа улыбается, пробует рукой воду, убеждается, что температура подходит для маленькой девочки.

Бетти забирается в ванну, но Мария не уходит. Папа начинает кричать на нее по-русски.

На сей раз Мария осмеливается крикнуть ему в ответ: «Не трогай ее, прекрати это… я умру… » И что-то еще по-русски…

Папа абсолютно неподвижен, он вдавливает Марию взглядом в угол ванной, пока она не становится вялой и безвольной. Он что-то тихо говорит ей по-русски, по-прежнему глядя в упор… она подчиняется, идет к ванне. Отец держит в руке бокал с коричневой жидкостью, окунает в нее палец, мажет язык Бетти… Горло Бетти горит, она кашляет… кашляет, смеется и плескается в теплой воде… Доносятся звуки прекрасной классической музыки. Мария лежит в воде рядом с Бетти.

«Мои маленькие девочки», — ласково обращается к обеим папа. Его намыленные руки гладят тело Бетти, грудь и живот. «Моя любимица», — воркует он. Он проникает рукой между ее бедер…

… О-о-о, она ощущает теплоту. «Ты щекочешь меня, папа». Она смущенно отодвигается.

Мария снова сердится, отстраняет Бетти от папы. Бетти выскальзывает из длинных намыленных пальцев папы и ударяется плечом о край ванны. Мария пытается выбраться из ванны и вытащить оттуда Бетти.

«Сука, сука», — кричит папа, хватает Марию за волосы, тянет обратно в воду. Багровеет, заталкивает голову Марии под воду. Она не сопротивляется. Почему-то она больше не борется, вода остается спокойной.

«Пожалуйста, отпусти ее, пожалуйста, пожалуйста. — Бетти тянет папу за руку. — Она не хотела. Она просит прощения».

Девочка уже умоляет: «Подними ее». Мария лежит слишком неподвижно. Господи, пожалуйста, дай ей подняться.

Папа позволяет Марии подняться, она тихо плачет и одновременно сдерживается. Вид у нее испуганный. Бетти не смеет шевельнуться.

«Мои маленькие девочки», — снова начинает ворковать папа, намыливает пах Бетти, внутреннюю сторону бедер, словно и не слышал маминых протестов. Бетти намыливает маме спину, чтобы она успокоилась…

… Папа вытирает Бетти и ведет к столу, уставленному маленькими пирожными, которые купил спедиально для дочери. «Иди сюда, моя любимая девочка, покажи папе, как широко его маленькая балерина умеет раздвигать ноги. Потом получишь столько пирожных, сколько захочешь».

Конечно, она сделает для папы шпагат даже без пирожных, но он так сильно ее любит, что все равно хочет побаловать пирожными. Он будет гордиться ею. Бетти ложится на кровать и разводит ноги в стороны, а папа кормит ее восхитительными сладостями… Вот как широко!. Этот вечер был бы чудесным, если бы не Мария. Теперь папа угощает пирожными и ее. Может, Бетти ошиблась в отношении того, что произошло в ванной… да, она ошиблась… ошиблась.