Марианна Монтейро - Нежность

– Пока!

– Пока! – отозвалась Вероника.

Она не спеша направилась к своему дому, но скоро остановилась и обернулась. Альварадо все еще не мог открыть дверь.

– Габриэль! – окликнула его Вероника. – Габриэль!

Альварадо повернул к ней голову. Веронике показалось, что на его лице мелькнула улыбка.

– Подожди, Габриэль! – она быстрым шагом приблизилась к нему.

Альварадо выглядел растерянным и озадаченным – глаза Вероники смотрели осуждающе.

– Интересно, ты хоть как-то отреагируешь на то, что я тебе сказала?

– А что ты мне сказала? – глупо переспросил он.

– Я сказала, что люблю тебя. Очень люблю.

Альварадо издал шумный вздох, хлопнул себя по коленям.

– А я-то надеялся, мне удастся смыться! – воскликнул он.

– Как видишь, не удалось. Что же теперь ты мне ответишь?

Альварадо потупившись молчал.

– Габриэль, смотри правде в глаза!

Альварадо поднял взгляд.

– Но я не знаю, что тебе сказать, – запинаясь произнес он. – Пожалуй, я дам тебе стандартный ответ.

– Какой же? – грозно поинтересовалась Вероника.

– Я тебя тоже люблю, малышка, – нежно прошептал он.

Вероника устало улыбнулась.

– Я тебя люблю и прошу стать моей женой! – торжественно закончил Габриэль.

Вероника весело взглянула на дочь, завершая свой рассказ.

– И ты представляешь, Валентина, он предложил мне стать его женой! Я добилась своего!

Валентина безучастно смотрела на мать.

– Мама, – тихо произнесла она, – извини, мне все это неинтересно.

– Почему? – воскликнула Вероника. А она-то надеялась отвлечь своим рассказом дочь от мрачных мыслей.

– Как ты не понимаешь? Я больна, и этим все сказано, – в тоне Валентины сквозило осуждение.

Вероника поджала губы.

Боясь, что обидела мать, Валентина, смягчившись, объяснила:

– Ты все время говоришь только о себе. У меня свои, совсем другие заботы. Мне нужно многое решить. Например, как быть с детьми.

– Валентина, ты говоришь так, словно собралась умирать! У тебя таких мыслей и быть не должно! – рассердилась Вероника. – Я нарочно рассказываю тебе о веселом… Совсем не потому, что я черствая. Я хочу, чтобы ты не думала о плохом.

У Валентины во взгляде мелькнуло странное выражение.

– Нет, мама, это все бесполезно. Доктор Альдо мне сказал…

– Я не желаю знать, чего тебе снова наговорил этот доктор Альдо! – вскричала Вероника. – Вот погоди, приедет Фрэнк Ричардсон…

Дочь не дослушала до конца.

– Я совершенно не хочу надеяться на какого-то Ричардсона… Не хочу думать, что он какой-то сказочный волшебник, который одним мановением руки поднимет меня на ноги. Не-ет, это просто смешно! Я знаю, что мне сейчас нужно делать: завершить все дела, отдать кое-какие распоряжения. Главное – позаботиться о детях. И только после всего этого начать думать о душе.

– Доченька, ты говоришь ужасные вещи! Человек никогда не должен терять надежду! – в отчаянии возразила Вероника.

– Это не так, – с усилием произнесла Валентина. – Мне кажется, конец уже недалеко. Я почувствовала, что все мои надежды рухнули, когда доктор Альдо сказал, что применяемые препараты не дали ожидаемого результата… – Голос больной задрожал, но она взяла себя в руки. – Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.

Вероника погладила дочь по руке.

– Ты заметила, дорогая, что мы с тобой больше не ссоримся? – сказала она.

Валентина сделала большие глаза.

– А кто сказал, что мы когда-нибудь ссорились?

– А разве нет? – в свою очередь, удивилась Вероника. – Скажи, пожалуйста! Мне казалось, что всю жизнь мы только и делали, что ссорились.

Дочь улыбнулась.

– Это потому, что ты всегда была мною недовольна.

Видя ее обезоруживающую улыбку, Вероника подумала, что, оказывается, совсем не знала свою дочь. Она начинала ее понимать только сейчас! «Если бы не эта проклятая болезнь!.. Неужели взаимопонимание пришло к нам слишком поздно?! Неужели я потеряю ее?!» – эти мысли переворачивали ей душу.

Габриэль Альварадо так до сих пор и не позвонил. Не позвонил и Фрэнк Ричардсон. Конечно, рассчитывать на немедленный результат было нереально. Но в любом случае Альварадо должен был позвонить и рассказать, как обстоят дела.

Вероника встала с кресла и подошла к окну. Вид на город, открывающийся с высоты десятого этажа, действовал на нее успокаивающе. Она обернулась к дочери.

– Валентина, прости меня… Ты давно уже взрослая женщина, и я не вправе разговаривать с тобой таким тоном. Но сейчас я не прошу тебя, а просто приказываю… Даже не приказываю – заклинаю! Если ты любишь меня, любишь детей – выкинь из головы всякую мысль о смерти!

В больничном кафе было многолюдно, и Веронике пришлось выстоять длинную очередь. Она уже заканчивала обед, когда увидела посреди зала Хосе, который с подносом в руках озирался в поисках свободного места. Встретившись с ней взглядом, Хосе натянуто улыбнулся, и Вероника поняла, что он не рад встрече. Однако все столики были заняты, и ему ничего не оставалось, как подсесть к теще.

– Добрый день, сеньора Монтейро.

– Добрый день, Хосе.

Они помолчали.

– Вы ее уже видели? – спросил зять, склоняясь над подносом.

– Я, как обычно, провела у нее всю ночь и почти все утро, – ответила Вероника. – А ты, видимо, только пришел?

– Да, сеньора Монтейро, иначе мы бы встретились там, у Валентины.

Вероника вспомнила разговор с дочерью, и ее лицо сразу стало суровым.

– Валентина хочет поговорить с детьми, – сказала она.

– Я уже пытался как-то их подготовить. Не знаю, все ли они понимают… – Хосе покачал головой.

«А я сама разве это понимаю?» – подумала Вероника, а вслух произнесла:

– Хорошо, что ты пришел, Хосе. Поднимись к Валентине, побудь с ней. Может, ты повлияешь на нее… Надо, чтобы она перестала думать о смерти.

Вероника почувствовала, что бодрый тон дается ей с трудом и на нее непосильной тяжестью начинает давить сознание неминуемого. Она зажмурилась, и по ее щекам покатились слезы.

– Хосе… – сдерживаемые рыдания мешали Вероника говорить. – Хосе, если с Валентиной что-то случится, у кого будут жить дети?

Возмущение Хосе было столь велико, что в первый момент он утратил дар речи. Наконец он процедил сквозь зубы:

– Я не понимаю двух вещей, сеньора Монтейро… Во-первых, почему вы допускаете мысль, что мои дети будут жить не со мной… А во-вторых, почему вы смирились и говорите так, будто Валентину уже ничто не может спасти?

Не дав Веронике ответить, зять вскочил из-за стола и выбежал из кафе, так и не притронувшись к обеду.

Хосе стоял у окна, заложив руки за спину. Валентина полулежала на взбитых подушках. Она медленно подняла взгляд на мужа и тихо сказала: