Збигнев Ненацкий - Соблазнитель

Родители плакали перед Эвеном и били себя в грудь, крича: «Может быть, мы слишком мало времени им посвящали? Может, мы вели при них слишком взрослые разговоры? Может, у них были плохие друзья? Может, это вина детского сада? Может, это вина политического строя, при котором мы живем?».

А Мартин Эвен написал на бумаге диагноз и послал детей в больницу, а родителям сказал: «Пусть будут прокляты ваша спинномозговая жидкость, ваши чресла и позвоночный столб, ваш дед или ваш отец и минута зачатия вашего ребенка».

Но один полный воодушевления писатель (а также журналист), описал эти события в газете, заявляя, что у нас плохие педагоги, в обществе царит безумие, родители слишком заняты работой и не интересуются детьми. Союз польских харцеров [98]организует слишком мало летних лагерей и недостаточно клубов и дискотек, где дети могли бы в нормальных условиях проводить время, а не убивали бы друг друга и не играли бы в «индюка».

Прочитав эту статью, Мартин Эвен опечалился и сказал своим ученикам: «Трижды повторяю вам, что будет меньше преступлений и зла в мире, если в дворцах бракосочетаний и костелах, вместо написанных золотыми буквами девизов: „Живите в счастье и согласии“ или „Идите и размножайтесь“, появится перечень наследственных болезней».

Литературные герои – так же, как многие другие люди на свете – могут жить иллюзиями.

В художественной литературе слово «иллюзия» повторяется часто, словно некоторые творцы забыли, что время идет вперед, инструменты становятся более совершенными, а ведь таким инструментом является и слово. Уже нельзя сегодня под определение «иллюзия» подкладывать такие явления, как призраки, галлюцинации, химеры, поскольку они уже имеют совсем другое значение, чем это было раньше. Одно дело сказать, что кто-то «живет в мире иллюзий», а другое, что кто-то «живет в мире химер». Первый из них является мечтателем, а второй наверняка психически больной. То же самое касается человека, которому являются призраки и миражи. И если литераторы не хотят писать только для самих себя, они должны с большой точностью оперировать инструментом слова.

В современном мире становится все больше людей с узкоспециальным образованием, которые в своем кругу постоянно пользуются собственным смысловым кодом. Появляются даже специальные словари для техников, для врачей, астрономов, математиков и других. Когда, например, пишут слова «исследователь», то что-то свое видит в нем зубной врач, а нечто другое – археолог или гинеколог, и уже совсем другое – инженер-строитель. Перефразируя слова поэта: сегодня смысл слов понятен не всем, а лишь тому, кому они предназначены. Современный мир создает своеобразную «Вавилонскую башню», рядом с которой люди говорят на разных языках и не очень понимают друг друга.

Что в такой ситуации должен делать писатель, который хотел бы обратиться ко всем? Так вот, многие современные романы производят впечатление, будто бы их авторы не стремились к этому, они выглядят так, словно были написаны только для литературных критиков. Эти произведения мало понимает врач или математик, агроном или моряк. Или понимают их превратно, вопреки, либо совсем не так, как хотел автор: писатель хотел вызвать улыбку, а настроил на грустный лад. А все дело в том, что он использовал слова и определения, которые в разных профессиональных группах имеют совершенно иной смысл и содержат абсолютно иные ценности. К примеру, в первой части этого романа писатель использовал фразу, что «психопата несчастная любовь может привести к непредвиденным реакциям». Перепечатывающая роман машинистка упрямо изменяла слово «реакциям» на «непредвиденным поступкам», потому что считала, что автор оговорился [99].

Хотя на самом деле это два разных понятия и автор перед словом «реакциям» вставил уточнение: «используя медицинскую терминологию».

Конечно, в некоторых книгах невозможно избежать жаргона или профессионального кода, но будущее литературы, думаю, в использовании универсального языка, в языковой простоте. Будущее также, вероятно, заключается в кропотливой работе по тщательному изучению писателем жаргона и языка отдельных профессиональных групп. Я мог бы без конца перечислять современные романы, пользующиеся признанием критики, в которых врач говорит языком художника, а адвокат – языком техника-строителя. Какой врач выразится, что «пациент умер», а не скажет «летальный исход»? Какой педиатр скажет о себе, что «я выслушиваю и выстукиваю маленьких детей и утешаю огорченных родителей»? Язык не повернется сказать такие слова какому-нибудь педиатру – слишком высокого мнения он о своей жизненной роли. Ни один хирург не скажет «операция», а «хирургическое вмешательство», ни один психиатр не скажет о своем пациенте: «этот сумасшедший». Ни один лесник не скажет, что «во время дождя я спрятался под каким-то деревом», поскольку безотчетно и механически он отметит в памяти, что это был именно бук, клен, сосна, ель или тополь. Ни один капитан судна не скажет, что «мимо прошел какой-то корабль». Автоматически, именно потому, что он яхтсмен, он обратит внимание на «Финна», «Летучего Голландца», «Солинг» или «Ремблер».

Во многих современных и даже разрекламированных романах профессия героя не имеет ничего общего с его личностью. Авторы как бы забыли старую истину о том, что профессия накладывает отпечаток на психику человека.

Передо мной лежит книга, в которой героиня, молодая женщина, рассказывает своему любовнику-врачу о своих страшных недугах, требующих немедленного хирургического вмешательства, а он, вместо того, чтобы вскочить из-за стола и отвести ее в «приемный покой», выпивает бокал вина, закуривает сигарету, а потом приглашает ее танцевать. Дело в том, что автор этой книги понятия не имеет ни о медицине, ни о врачах. Но в таком случае, зачем он его сделал врачом? Читатель, взяв в руки книгу, должен верить в то, что автор знает о мире, по крайней мере, столько же, сколько он, а может, даже больше. В противном случае он не захочет эту книгу читать.

Бывают иллюзии богатых и иллюзии бедных. Существуют иллюзии художников и искателей истины. Живы «фаллические иллюзии» и «иллюзии влагалищные». Нужно ли, чтобы художественная литература тоже жила среди таких иллюзий?

В романе «Потомки Тепсиса» автор пишет о женщинах, утверждая, будто бы некоторые из них бывают «неглубокими», а некоторые – наоборот «глубокими» и отсюда у них проблемы со счастьем. Это типичные «влагалищные иллюзии».

Нет женщин «неглубоких» и женщин «глубоких», разве только в интеллектуальном смысле. Эти специфические психосоматические реакции в нужном ему направлении может и должен вызывать мужчина. Теоретически рассматривая этот вопрос, каждый мужской член велик для женщины.