Рози Томас - Дверь в никуда

Пошел снег.

Серые хлопья падали с бледного неба, но прежде чем они долетали до садовых дорожек, ветер подхватывал их, закручивая в спирали.

Снежинки меняли цвет, становились белыми, почти невидимыми, а потом совсем исчезали в тусклом свете хмурого декабрьского утра.

Энни стояла у застекленной двери черного хода и смотрела в сад. «Вот и снег пошел, – подумала она. Это хорошо. Дай Бог, он не растает до Рождества. Рождество… Мальчики ждут не дождутся подарков от Санта Клауса. Всели я им приготовила? Пожалуй, да… Вот только елочные игрушки… Надо бы купить несколько новых шаров взамен разбившихся в прошлом году.

А главное – подарки Барбаре, Мартину, матери… При мысли о матери, как всегда в последнее время, тревога сжала ей сердце. Надо бы ее навестить. Точно, пойду-ка я в магазин пораньше, пока там мало покупателей, а на обратной дороге проведаю маму. До ленча успею. Приняв решение, Энни подошла к шкафу, который находился под лестницей, машинально вздохнув при виде того, как хранилась верхняя одежда.

Хаотично и безвольно повисли в нем плащи, пальто, куртки. Энни пришлось изрядно повозиться, чтобы найти свое пальто, а потом еще и вырвать его из объятий красной эскимосской парки.

На лестнице послышался шум.

Прыгая через ступени, сверху спускался мальчуган лет семи. Последние четыре ступени он одолел одним махом и шлепнулся на пол в прихожей.

– Осторожно, Том, – строго сказала Энни, – ты так когда-нибудь сломаешь ноги.

Мальчик внимательно посмотрел на мать, потирая ушибленное место и подыскивая убедительные слова для возражений. Наконец, ничего существенного не придумав, пожал небрежно плечами: «С чего мне ломать-то?» Он подбежал к двери в сад и прижался лбом к прохладному стеклу.

– Мама, посмотри, снег пошел. Ах, какой чудный снег!

Он повернулся к матери, увидел, что она уже застегивает пальто.

– А можно я пойду с тобой?

Энни взяла сумочку, щелкнула замком, проверяя, все ли на месте.

– Ма, ну можно?

Энни рассеянно взглянула на него, бросила взгляд через открытую дверь на кухонный стол, не лежит ли там ее чековая книжка. У нее появилось чувство какой-то раздвоенности, когда трудно сосредоточиться на чем-то одном. Впрочем, такое случалось с ней часто.

Сын уже требовательно дернул ее за рукав:

– Так я пойду, да?

– Нет, милый, оставайся-ка ты дома. Тебе же не нравится ходить по магазинам. Ты захочешь домой раньше, чем мы успеем сделать и половину покупок. К тому же у меня сегодня много разных дел в городе.

Том, присев на последней ступеньке лестницы, пристально смотрел на падающий снег. Внезапно ему пришла в голову какая-то мысль, и он лукаво посмотрел на Энни.

– Значит, ты идешь в магазин за чулками, в которые вы положите наши рождественские подарки, да? Да-да, так. Я знаю.

Одновременно и серьезный, и хитровато улыбающийся взгляд его серых ясных глаз был так похож на отцовский, что Энни непроизвольно улыбнулась.

Вспомнив, о чем давно хотела поговорить со старшим сыном, она ласково потрепала его по худенькому плечу.

– Ну, там видно будет. А вот послушай-ка, Томми, умница моя. Ты ведь уже совсем большой и все понимаешь, и должно быть, уже не веришь в Санта Клауса, а Бенджи так ждет его, так ждет этого славного белобородого старика, который привезет вам на Рождество из дальних стран игрушки, и новые краски, и сладости. Так что не огорчай малыша, не расстраивай, ладно?

– Хорошо, хорошо, – снисходительно пообещал Том. – Конечно, Бенджи ведь еще такой ребенок.

В комнате чуть потемнело, потому что снег пошел сильнее, большими пушистыми хлопьями, засыпая кусты и деревья, обрамляя белым садовую ограду.

Энни вздохнула, и в воздухе ей почудился аромат хвои, мандаринов, горящих в камине дров.

– Рождество… – снова подумала она, – совсем скоро, а столько осталось дел… Все эти хлопоты, предпраздничные приготовления, и все ради призрачного мифа о семейной идиллии.

Энни поплотнее завязала шарф, взяла перчатки, обняла Томаса и подошла к лестнице:

– Мартин, где ты? Я ухожу!

Наверху что-то глухо стукнулось, на секунду все стихло, а потом тишину прорезал отчаянный детский рев.

На верхней площадке появился муж Энни с ребенком на руках. Круглая мордашка Бена покраснела от крика, но в широко открытых глазах не было ни слезинки.

Продолжая старательно вопить, он в то же время следил, видит ли мать его страдания.

– Баловался, и вот – свалился с кровати, – пояснил Мартин.

Энни быстро взбежала наверх, и утешительно приговаривая, погладила малыша по круглой головке, чувствуя пальцами шишечки под его шелковистыми мягкими волосиками.

– «Какие они все-таки нежные, наши дети. И насколько порой крепче своих родителей», – подумала она, продолжая вслух успокаивать своего младшенького: «Бенджи, маленький мой, бедняжечка, все пройдет, все пройдет».

Мартин все так же держал сына, легонько пошлепывая и ожидая, когда тот угомонится.

– Ты собралась за покупками? Когда тебя ждать?

Мартин был высок и слегка сутулился, как бы стараясь стать меньше, одного роста со всеми. Энни, стоящей на ступеньку ниже, пришлось встать на цыпочки, чтобы прижаться к его щеке своей. Они не взглянули друг на друга, но мимоходом она заметила, что из его свитера высунулся краешек магазинного ярлыка.

Муж обнял ее свободной рукой.

– Что приготовить детям на завтрак?

Энни уже сбежала вниз по лестнице и на ходу ответила с легким раздражением:

– Ну, не знаю. Поищи что-нибудь в холодильнике. Или отведи в «Макдональд».

Тотчас из кухни высунулся Томас.

– Эй, пап, слышишь? Ма сказала – «Макдональд».

У самой двери Энни оглянулась и внимательно посмотрела на мужа и сыновей. Это было совсем на нее не похоже, но что-то, какое-то странное чувство заставило ее обернуться.

Мартин по-прежнему стоял наверху. Знакомое до последней черточки лицо его казалось таким привычным, что она давно перестала замечать его характерные особенности: упрямый подбородок, резко очерченный рот, высокие скулы и чуть прищуренные глаза, всегда такие улыбчивые.

Бенджи у него на руках окончательно успокоился и теперь сосредоточенно сосал свой большой палец.

А ниже их Томас нетерпеливо раскачивался, держась за перила. Все вокруг дышало такой безмятежностью и покоем. И сломанный пластмассовый автомобильчик на полу прихожей, и едва заметное пятно на стене, и корзина с бельем, которое надо бы, наконец, выгладить, и разбросанные на столике фотографии их сыновей – привычная картина устоявшегося быта и тихого семейного счастья.