Кейт О`Риордан - Ангел в доме

Прежде чем подняться к себе, она заглянула в кабинет настоятельницы. Лучше уж сразу, чем трястись в ожидании кары. Мэри Маргарет подняла голову, ополовинила стакан джина и опять уткнулась в бумаги.

– Я хотела сказать… – начала Анжела. – Мне очень-очень жаль.

– Кому, как не тебе, и жалеть.

– Спокойной ночи?

– Анжела.

Анжела переступила через порог. Умереть готова за одно слово утешения.

– Поезжай домой, сестра, – проговорила Мэри Маргарет убийственно мягким тоном.

– Домой?

– Да. На те две недели, которые у тебя остались, чтобы принять решение. Возвращайся к тому, что ты знаешь, к тому, что тебе дорого. Дома все и обдумаешь. Иди. Спокойной ночи.

Анжела кивнула и выскользнула в коридор. Дымный свет настенных канделябров указывал ей путь к лестнице. Она плелась, ссутулившись, уронив голову, и думала о тех мечтах и детских фантазиях, что привели ее сюда. О неизмеримой радости, которую ей обещали первые шаги дяди Майки вниз по лестнице. О чувстве собственной нужности и важности, которое должна была при этом испытать. О да. Колокола звонят, птички порхают и чирикают. Жизнь возрождается, потому что на свете есть Анжела. Упорство Анжелы. Призвание Анжелы. Одним словом, Анжела.

Что бы она из себя ни представляла.

Ей вспомнилось изможденное лицо магери, игла в натруженных пальцах, делающая стежок за стежком, пока за стенкой Брайди манипулирует чужими судьбами. Вспомнился и Холм Великого Разочарования, и рай, на глазах обратившийся в болотистую пустошь. Вспомнился и Роберт. Интересно, нашел он следующую модель? Больше они никогда не встретятся, с этим ничего не поделаешь, но его уничтожающий взгляд жалит до сих пор. Почему он так отнесся к ее мечте о монашестве? Может быть, он все-таки немного влюблен?

Перед глазами опять мелькнула голая грудь Аниты. Если бы не та анекдотичная ситуация, до каких пор он скрывал бы этот скелет в шкафу, точнее, любовницу? Когда решился бы выложить Анжеле правду? Даже ради лучшего друга Роберт не отказался от порочной связи, а уж ради Анжелы тем более.

Нет, с Робертом покончено. Хоть одно решение четко и ясно проступило в сумятице мыслей. Вместе с осознанием потери пришло и осознание любви. Отбросив завесу самообмана и собственных выдумок, Анжела сумела наконец взглянуть истине в лицо. Но к чему ей знать о своей любви теперь, когда их дороги разошлись и уже никогда не сойдутся? Никогда. Долгий срок. Такой же долгий, как служение старой Кармел, добровольно и без сомнений вручившей свою душу Господу.

Анжела скорчилась на ступеньке у подножия лестницы. Верхняя площадка маячила высоко-высоко, а взбираться не было сил.

Николя была мертва. Маленькая Клеопатра решила отхватить слишком большой кусок от абсолютно запретного пирога. Ее нашли в понедельник утром на пороге женского приюта, с горлом, перерезанным от уха до уха. Сумочка исчезла; даже туфли на убийственных каблучках и те исчезли, но на шее остался медальон со снимком двух улыбающихся детей. Николя и Стив. Два потерянных ангела.

Страшную новость сообщили в тот момент, когда Анжела, собрав чемодан, готова была отправиться в аэропорт. Она хотела дождаться похорон, но Мэри Маргарет ее идею не поддержала, пообещав заменить Анжелу лично. Стива отправили в местную психиатрическую лечебницу, держали на лекарствах, и о смерти сестры он узнает не раньше, чем хоть немного придет в себя.

Все утро сестра Кармел бесплодно пыталась убедить Анжелу, что та не виновата в трагедии брата и сестры. Анжела с тем же упорством твердила обратное. Она позволила Николя обвести себя вокруг пальца, она обманывала Стива и настоятельницу, а все потому, что не сомневалась в своей правоте. Монашество предполагает и даже обязывает к абсолютной честности и смирению, которые ей прежде были неведомы. Теперь-то она это поняла, да только знание далось ей – и, главное, Стиву с Николя – слишком дорогой ценой. Колени у нее одеревенели от долгого стояния на каменном полу, когда в часовне появилась Мэри Маргарет. Анжела не заметила теплого взгляда настоятельницы – усаживаясь на скамью рядом со злосчастной послушницей, Мэри Маргарет уже была привычно деловита и хладнокровна.

– Сестра, – прервала она молитвы Анжелы, – пора в Хитроу.

– Да. Я помню. – Анжела глянула на часы, быстро перекрестилась, выпрямилась и тут же упала на скамью, словно ноги отказывались уносить ее из этого прибежища души. – Мне здесь так хорошо, – вздохнула она.

– Знаю, девочка, знаю.

– Мне не стать знаменитым теологом или еще кем-нибудь в этом роде, да я о таком и не думала, но чувство Бога у меня есть. Когда я сижу здесь, в тишине, смотрю на свечки и слушаю, как шипят гаснущие фитильки, я точно знаю, что Он есть и Он за нами присматривает. А больше мне ничего не нужно.

– Часовня никуда не исчезнет, девочка. Здесь все останется на месте и в твоем распоряжении, какое бы ты ни приняла решение.

– Жить не хочется после того, что я наделала! – хрипло прошептала Анжела. – Сколько я всего натворила.

– Все мы постоянно что-то творим. – Мэри Маргарет поразила Анжелу, неожиданно стиснув ее пальцы. – Но знаешь, чем хорошо католичество? Тем, что можно пожалеть о содеянном и жить дальше.

Анжела удивленно посмотрела на настоятельницу, та подмигнула:

– Если серьезно, сестра, то мир полон людей, за которых ты не в ответе. За дядю Майки, кстати, тоже. Тяжкая у людей жизнь, печальная. Нужно это принять и стараться жить по-другому. Большего и лучшего мы сделать не в состоянии.

– А вам разве не бывает грустно?

– Я тоже человек, пусть тебе и нелегко это представить.

Вспыхнув, Анжела хотела извиниться за все свои грубости и обвинения, но Мэри Маргарет жестом остановила ее:

– Разумеется, мне иногда бывает так же грустно, как любому из смертных, но моя жизнь далеко не печальна, сестра. Совсем наоборот. Мне понадобилось много времени, чтобы принять решение, которое к тебе пришло в столь раннем возрасте. Ты захотела пойти в монахини… во сколько? В десять? В двенадцать? Скажу больше – мир стал бы лучше, если бы в нем было больше людей, похожих на тебя или сестру Кармел. Куда лучше. Но он таков, каков есть, и ничего с этим не поделаешь. Если позволить вам двоим руководить этим притоном для лунатиков, здесь ничего не останется, кроме кучки пепла. Знаешь почему? Потому что добрые намерения – штука хорошая, только когда их сдерживает такая желчная старая корова, как я. – Она хмыкнула в ответ на потрясенный взгляд Анжелы. – Признаться, меня смех разбирает, когда какой-нибудь старый пердун из благотворительного комитета сюсюкает и слезы умиления утирает: «Ах, что за прелесть жить вдали от мирской суеты. Как я завидую монашкам и священникам!» Ха. Будто мы в раю живем и не видим каждый день такое, от чего у него волосы торчком встали бы даже на его дурацкой лысине. И что же отвечаю? «Ах, как должно быть вам тяжко в этом страшном, страшном мире». И со скорбной миной тяну руку – подайте на новые трубы или шифер для крыши.