Эрин Пайзи - Водоворот жизни

Уильям не ставил перед собой задачу каждый день обедать дома, просто понимал, что молодой жене очень одиноко. До свадьбы у него в привычку вошло обедать в соседней пивной, где встречался с друзьями и мог сыграть пару партий в ножички. Тем не менее, Юлия предпочитала и настаивала, чтобы он обедал дома, поэтому, не смея перечить ее воле, он приходил на обед домой, постепенно теряя своих прежних приятелей. Точно так же обстояло дело и вечером. Юлия считала все общественные заведения слишком примитивными. На самом деле она была не против позволять ему проводить время вне дома, просто ясно давала понять, что в ее семье никто не являлся завсегдатаем подобных мест. Если он все-таки задерживался где-нибудь и не приходил домой вовремя, уже заметил, что тогда Юлия встречала его приход полным молчанием, продолжавшимся весь вечер, пока она сидела в своем кресле у камина с легкой грустной улыбкой на лице, отчего Уильям чувствовал себя виновником.

Чарльз подрастал в тесном маленьком домишке и был очень привязан исключительно к матери. Она кормила его грудью до двух лет. Как только он перешел на твердую пищу, дневные кормления прекратились, но она по-прежнему не отказывала себе в удовольствии заниматься любимым делом ночью. После кормления грудью Чарльз нежился возле нее, вдоволь напившись молока, а потом засыпал глубоким беспробудным сном. А Юлия, пресытившись и чувствуя приятную истому, засыпала рядом, и ей снилось светлое будущее, в которое она войдет рука об руку с Чарльзом. Однако малыш взрослел и становился все более требовательным, поэтому она приняла решение, что пора отказаться от кормления грудью вообще. Это становилось сделать труднее, поскольку ребенок забирался к ней на колени, тянулся за пазуху к груди и просил: «Ням-ням», Ее отказ приводил его в негодование, и он принимался громко плакать.

Уильям тоже становился слишком своенравным, продолжая спать в одиночестве в соседней комнате. Ему очень трудно было оценить ситуацию и разобраться в том, что происходит в его семье после женитьбы. Ему не с кем даже посоветоваться. Отец и братья продолжали прежний отшельнический образ жизни, куда женщинам вход был заказан. Насколько Уильям мог разобраться сам, ему казалось, что жена – образцовая мать для его сына. Он тоже пытался быть примерным отцом, однако мальчик, возможно, боялся его, начинал плакать и убегал к матери, завидев отца, хотя тот только пытался с ним поиграть. Чутье подсказало Юлии, что супруг начинает расстраиваться и не доволен положением дел в семье, поэтому она решила, что пора перевести Чарльза в отдельную комнату, а Уильяму вернуться на супружеское ложе.

Для Чарльза было страшным ударом вдруг ни с того ни с сего оказаться выдворенным из маминой спальни. Юлия, если что-то решала, то делала это четко и бесповоротно. Этой ночью, как обычно, они испытали знакомое упоительное ощущение от грудного кормления, а на следующий вечер Чарльз вместе со своей кроваткой очутился в другой комнате, причем без всякого кормления грудью. Несколько ночей он блажил во все горло перед тем, как уснуть, испытывая нервы родителей, но Юлия оставалась непреклонной, объяснив Уильяму, что ребенок должен привыкать засыпать сам. Муж только с радостью согласился, поскольку теперь мог беспрепятственно вернуться спать в свою кровать. Причем, не только благополучно вернуться, но и начать заниматься любовью с Юлией. Со стороны жены возражений не последовало не потому, что она вдруг стала чрезвычайно сексуальной, а только из-за принятого ею решения, что настало время заиметь дочку.

Как и раньше, Юлия стойко терпела сексуальные подвиги Уильяма. Разрешая ему забираться на себя верхом, она достаточно широко раздвигала ноги, чтобы ему было удобно, а потом ждала, когда все это закончится. Если в моменты интимной близости он пытался с ней разговаривать, она в ответ бормотала ласковые слова, чтобы поощрить его действия, при этом сама стискивала зубы и внушала: «все, что угодно, лишь бы это побыстрее закончилось». Когда Уильям доходил до наивысшей точки возбуждения, она, лежа под ним, вспоминала того незнакомца из кинотеатра. В такие моменты она презирала Уильяма. Охваченный чувством, Уильям становился его жертвой и полностью утрачивал над собой контроль: временами громко вскрикивал и стонал, а иногда даже, к ее крайнему замешательству, кричал в полный голос.

– Шш-ш… – шипела она, закрывая его рот рукой. – Соседи!

Несколько дней после таких случаев Уильям был исключительно внимателен к ней. Он пытался сделать что-то приятное для нее: приносил цветы, напевал в доме. Вскоре она научилась нормировать секс и перевела его на сексуальный рацион, которого было достаточно, чтобы держать его в счастливом состоянии и не допускать крамольных мыслей в его голове. Сама же она воспринимала секс как вид неприятной тяжелой работы в семье и делала это с той же тщательностью, с какой относилась к мытью посуды, стирке или глажению.

На детских фотографиях Чарльз изображен двухлетним малышом в кружевных кофточках. Черные волосы кольцами падают на плечи. Даже Уильям замечал в его облике что-то девичье в сравнении с другими карапузами его возраста. Юлия обычно фыркала на подобные замечания и начинала выискивать недостатки воспитания в соседских семьях, где родители позволяли своим детям играть на улице, летом бегать босиком и немытыми. Уильям вспоминал о своем детстве, когда он гонял как ветер вольный, без родительского присмотра, и благодарил судьбу за столь рассудительную жену, которая старалась упрочить семью.

Когда Чарльзу исполнилось три года, Юлия почувствовала, что вновь беременна, о чем не преминула сообщить своему супругу с ликованием и восторгом, предвкушая близкую свободу от некоторых, столь отвратительных, обязанностей в семье. Уильям обрадовался и опечалился одновременно, поскольку вновь наступает конец его интимной близости с женой. Отныне, когда он попросит ее об этом, она изредка соглашалась, и то, если не забывала о его просьбе. Вскоре Уильям научился не докучать ей своими просьбами слишком часто, а переключил все свое внимание на занятия в огороде, где выращивал изумительные овощи. Он превратился в очень спокойного и замкнутого человека, обращенного в свой внутренний мир. Он по-прежнему безумно любил свою жену, зная при этом, что его страсть ее обижает, поэтому довольствовался тем, что лежал рядышком с ней, подчинившись целиком и полностью ее властному и нервному характеру.

С того самого момента, как Юлия поняла, что беременна, ее отношение к Чарльзу изменилось. Она отвела его к парикмахеру и коротко постригла, затем в местной лавке купила ему шорты на лето и брючки для прохладной погоды, чтобы заменить ему кружевные распашонки, в которых он ходил до сих пор. Дома Юлия занялась шитьем одежды для новорожденного.