Хоуп Макинтайр - Как соблазнить призрака

Томми открыл глаза и тревожно взглянул на меня.

– Не волнуйся. Я никуда не переезжаю, – заверила я его. – Просто грустно видеть, что у мамы ничего не складывается. Даже после стольких лет она не получает того, что хочет.

– Может, она не знает, чего хочет. Наверное, в этом ее главная беда.

Я посмотрела на Томми. Иногда он попадает в точку, хотя даже не целится.

– Но обо мне такого не скажешь. Наверное, иметь такую дочь, как я, для нее сущий ад. Сомневаюсь, что ее устраивает хоть что-то во мне. Она мечтала, чтобы я брала от жизни все. Вроде нее. Сейчас она уже примирилась с тем, что я всего лишь писательница – это ее слова. И тем не менее она предпочла бы дочь, с которой можно ходить по магазинам, нянчить внуков, обмениваться кулинарными рецептами. Кажется, она жалеет, что я стала закулисным автором-«призраком», а не романисткой. Кропала бы себе бестселлеры, а мою фотографию печатали бы в газетах.

– Да, я понимаю тебя. Меньше всего ей нужна писательница-затворница, не подпускающая к себе даже своего мужчину. Никаких обсуждений нарядов подружек невесты за утренним кофе. Никакого вязания для внуков. Какая ужасная старость ее ждет!

– Ты – чудовище! – Я легонько пнула его. – Хотя в данный момент мы совсем рядом.

Это правда. Незаметно наши руки переплелись, и мы упали друг другу в знакомые объятия. Как приятно. Не так волнительно, как с Баззом, но удобно и спокойно. На меня нахлынула любовь к Томми.

– Иди сюда.

Он притянул меня к себе, и мы потерлись носами. Это наш ритуал. Томми придумал его после того, как я произнесла «Речь Белой Медведицы перед Кэт». Она исчезла из моей жизни, и я скучала по ней, но глупая гордость не позволяла мне страдать при Томми. А однажды он крепко обнял меня и заявил: «Если ты собираешься всю оставшуюся жизнь быть бестолковой белой медведицей, время от времени тебе будет нужен эскимосский поцелуй, чтобы ты чувствовала себя как дома». После чего нежно ткнул меня носом, я, не подумав, открыла рот, и лед растаял.

Как глупо было волноваться о нашем приезде. Томми прекрасно знал, как осчастливить маму. Это мне придется работать сверхурочно, иначе она не поймет, что ее старания оценили. Но я попробую. Мы с мамой на разных страницах – любимое выражение Томми, учитывая, что я писательница. В самом деле, такое детское чувство юмора присуще им обоим. Иногда я чувствовала, что мы даже в разных книжках – до такой степени мы не понимали друг друга.

Томми заснул на середине поцелуя. Я посмотрела на его большую голову, неудобно лежавшую на валике, и мне вспомнился Лабрадор. Почему-то в моей жизни Томми играл роль домашнего животного. Он верный и доверчивый, ему периодически разрешается спать в моей постели, и он с нетерпением ждет, когда ему дадут поесть. Ему не нравится со мной расставаться, и он любит меня безоговорочно. А я люблю его. Но я загнала его в конуру в самом дальнем уголке сознания. Я редко ласкала его, мало обращала на него внимания, будто он – собака.

Но, в отличие от собак, Томми нельзя вывести на прогулку, если тропинка не ведет прямиком к пабу. Поэтому я воспользовалась случаем и выскользнула из дома без него. Я помнила свой тайный путь в деревню – вниз по склону холма. В одном месте из скалы бил ключ, и у подножия образовалась небольшая заводь. Одна ее часть служила водопоем для скота, а в другой местные прачки полоскали белье и терли о большие каменные плиты, между делом отпугивая коров, которые подходили слишком близко. Хотя в конце декабря я не ожидала увидеть ни тех, ни других.

В деревню я отправилась неспроста. В кармане у меня была пригоршня евро и клочок бумаги с телефоном Базза.

Дома его не оказалось. Телефон звонил и звонил, пока я не сообразила, что автоответчик не работает. Теперь с ним не связаться.

Когда я вернулась, Томми уже проснулся и сидел с мамой на кухне. Она показывала ему, как готовить omelette aux truffes на ужин и заправку для салата из местного орехового масла. Меня так и подмывало сказать, что он предпочитает яйцо и картофель фри или бобы с гренками, но воздержалась. Правда я все-таки вытащила банку огурчиков, которые привезла для папы, как и все, любившего крестьянскую еду, и лицо Томми просияло.

Отец пришел домой около семи, и я отметила, что мама не поздоровалась с ним и не спросила, где он был. Он явно изменился, как и мама, но, пожалуй, выглядел моложе, чем в последнюю нашу встречу. Он всегда был привлекательным мужчиной, заботился о себе, но сейчас казался особенно энергичным. В отличие от мамы, он по-прежнему держал спину ровно и с ростом шесть футов три дюйма был даже выше Томми.

Этот самовлюбленный человек рьяно следил за своей внешностью, но если мама склонялась к излишествам, то папа всегда одевался идеально. Казалось, он до сих пор чувствовал себя комфортно в изрядно поношенных, но качественных вельветовых брюках и шерстяном свитере – они явно не обманули его ожиданий при покупке. Некогда черные волосы стали совершенно седыми, а лицо испещрили морщины и глубокие складки, загрубевшие от непогоды. Но глаза остались прежними – в те же глаза я смотрела ребенком.

В них я смотрела и сейчас. Отец протянул ко мне руки и заключил в медвежьи объятия.

– Натали, моя любимая дочка! – воскликнул он. Он никогда не называл меня Ли, а выражение «любимая дочка» – наша старая шутка. Я – единственный ребенок.

Он повернулся к Томми:

– Хотите выпить? Бутылочку «Гиннесса», угадал? Я берегу несколько для особых случаев. Вы заслужили награду за то, что раскололи все эти поленья.

Наблюдая, как он развлекает Томми, я подумала то, что всегда думала об отце: он – обаятельный незнакомец. У него дар окружать вас вниманием, и вам от этого хорошо, хотя в итоге вы соображаете, что понятия не имеете, о чем он думает. Но когда мужчина ведет себя так с собственной дочерью, можно ли назвать это даром? Мой отец в своем роде такой же одиночка, как и я.

Ужин получился на удивление приятным. Во всяком случае, первая половина: потом разговор принял довольно трудный оборот. Папа, обычно молчаливый, вечный слушатель, был необычайно говорлив.

– Где вы живете в Лондоне? – вдруг спросил он Томми. Они уже истощили тему футбольного клуба «Челси», сказав о нем все, что только можно. Я и не знала, что папа болеет за «Челси». Правда, я подозревала, что он запросто мог стать болельщиком в начале ужина, чтобы найти общую тему для разговора с Томми.

– В Ист-Энде, – ответил Томми. – В Боу. Ванесса, какая вкуснятина. – Он лакомился второй порцией gateau de marrons, [6]который мама сообразила на скорую руку после нашего приезда. – Вы можете научить Ли это готовить?

– Я могу научить тебя, Томми. Каштаны жарить несложно. Завтра покажу, как готовить карамель. Главное, не забыть бренди.