Хоуп Макинтайр - Как соблазнить призрака

Мы добрались до лестничной площадки, и я увидела, как Макс мельком заглянул в мою спальню и заметил разбросанные по полу вещи Томми. В кабинете он начал разглядывать фотографии и книги на полках. Я убрала со стула рукопись и предложила ему сесть. Теперь он читал мои записки, приколотые к темно-коричневой пробковой доске над столом. «Распечатать главу 9 с последними исправлениями», «Купить «Тампакс»» и «Сказать Томми, что звонил Ловелас».

– Что она здесь делает? Вы ее знаете? – Он смотрел на старую фотографию Кэт.

– Это моя старая подруга. И девушка сержанта Кросса. Вы знакомы?

– Немного. Время от времени она забирает Ричи с работы.

Я поняла две вещи: во-первых, я умираю от желания узнать, что он о ней думает, а во-вторых, он не собирался мне этого говорить.

– У них это серьезно? – спросила я. Макс пожал плечами.

– Скажу так. Если она хочет стать миссис Кросс, первый шаг придется делать ей. Они живут вместе, но у меня сложилось впечатление, что это исключительно ее заслуга. Ричи ничего не понимает в женщинах.

А вы понимаете? – хотела спросить я. Может, я ошибаюсь насчет него? Я приняла его за несчастного мужчину, который оплакивает погибшую жену и отчаянно нуждается в ком-то, кто будет за ним ухаживать. Но возможно, не все так просто. Возможно, он не такой уж и беспомощный, как я думаю. Скорее всего, он отлично может позаботиться о себе сам. Скорее всего, даже предпочитает так делать. Просто по какой-то причине его устраивало, что я ему постирала. Одно я знала наверняка: Макс Остин не делает ничего, что делать не хочет.

Он подался вперед и постучал по фотографии Кэт.

– Хотя, может, Ричи лучше без нее, – пробормотал он.

– Почему вы так говорите?

– По-моему, вы сказали, что она ваша старая подруга, – произнес он и замолчал.

– Мне называть вас инспектором Остином или Максом? – спросила я.

– Ну, а как вы хотите, чтобы называл вас я? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ли. Значит, вы, наверное, Макс.

– Договорились. Ну, так что у вас для меня есть?

– Я нашла женщину, которую видел ваш свидетель.

– Да? – К моему крайнему раздражению, тон у него был скептический.

– Женщина, которая ухаживает за маминым садом, Фелисити. Тридцать первого декабря, около половины пятого, она приезжала сюда. Летний домик был невредим. Она видела Анжелу, а потом заметила, как та уходит. – Я многозначительно помолчала. – С мужчиной.

– Да, мы знаем, – сказал он, и я чуть не упала со стула.

– Вы знаете? Вы разговаривали с Фелисити?

– Разумеется. Вы сами рассказали нам о ней, помните? Ее телефон был у вас в записной книжке. И мы знаем, что Анжела ушла с мужчиной.

– Вам сказала миссис О'Мэлли?

– Вообще-то нет. Она опустила эту маленькую подробность, но когда мы вернулись к ней, она довольно быстро исправила свои показания. Удивительно, как просто можно встряхнуть людскую память.

Я сникла. Мне так хотелось произвести на него впечатление.

– Что ж, по крайней мере, вы можете исключить одного из тех, кого видели ваши свидетели. Фелисити не может быть подозреваемой. Она и мухи не тронет.

– Та женщина – не она, – тихо сказал Макс.

– Что? – Я решила, что неправильно его расслышала. Разумеется, та женщина – Фелисити.

– Наш свидетель взглянул на нее и сказал, что никогда ее не видел.

Вдруг я поняла, какой кошмарной должна быть его работа. Свидетели оказываются ненадежными, а стоит вам подумать, что вы наконец-то нашли человека, которого они видели, ничто не мешает им заявить: «Нет, это не он».

– Полагаю, вы также знаете, что вчера вечером ко мне приходил Базз?

Макс Остин кивнул.

– Почему он на свободе? – спросила я не без отчаяния в голосе.

– У нас нет причин держать его под стражей.

– Как это нет? – закричала я. – Он бьет жену, он бил Астрид Маккензи, и вы нашли его отпечатки на канистре с керосином у меня в сарае. Почему вы его не арестовали?

– Мы знаем, почему он солгал о том, что был у вас дома. По той же причине, что и вы. Он хочет скрыть свою измену. А еще мы знаем, зачем он приходил к вам в сад. Но мы его отпустили.

– Почему? – Я едва могла в это поверить.

– Потому что он – не тот человек. У него железное алиби. Он принес керосин тридцать первого декабря. Вот почему на канистре остались его отпечатки. Но задолго до того, как начался пожар, он ушел – это подтвердили очевидцы. Кроме того, кое-кто был с ним до самого утра.

Мне это не понравилось. Я вспомнила жалобу Бьянки: «Молодая леди делает беспорядок».

– Хорошо, он не устраивал пожар. Но он имеет к нему отношение.

– Не обязательно. Мы не нашли доказательств, что он был в доме Астрид Маккензи.

– А как насчет других отпечатков, которые вы нашли на канистре с керосином? И следов, которые, по-вашему, принадлежат ребенку?

Он кивнул.

– Чьи они, как вы думаете?

– Мы не знаем. Мы поговорили с Кевином О'Мэлли, это не он. Когда начался пожар, его не было в саду. Он сидел дома, болтал с друзьями по Интернету. Время на электронных письмах это подтверждает.

– Знаете, а эти отпечатки могли принадлежать Анжеле.

Он явно заинтересовался:

– Почему вы это говорите?

– Ну, вы сказали, что они маленькие, а Анжела миниатюрная. Может, это она зачем-то хранила канистру с керосином в сарае.

– Вы хотите сказать, что Анжела О'Лири подожгла летний домик, в котором жила? И какой у нее мотив, как вы думаете? Очень хотелось бы узнать. – Макс подыгрывал мне, откровенно забавляясь тем, как я изображала сыщика.

– Нет, конечно, я так не думаю. Я сама не знаю, что говорю. Мысль, что Анжела устроила пожар, – безумие, но, с другой стороны, с какой стати это делать ребенку?

– В наши дни много детективов-любителей, но буду с вами откровенен, Ли. Я и не предполагал, что вы окажетесь одним из них.

– Просто я так надеялась, что у вас достаточно улик, чтобы посадить Базза. Вы понимаете, в какой я жуткой ситуации? – Меня понесло. Я давно мечтала поговорить с кем-то о Баззе, но и представить не могла, что этим кем-то окажется Макс Остин. – Я была такой дурой. Надо же, я позволила ему соблазнить меня, но это совершенно на меня не похоже, вы должны мне поверить. Это случилось неожиданно, как гром среди ясного неба. Я шла на собеседование по работе. У меня и в мыслях не было, что я встречу там мужчину, который так меня увлечет. Я не знала, что он – муж Сельмы.

Макс Остин поднялся и стал смотреть в окно. Я не видела его лица и не знала, интересует его хоть немного то, что я говорю.

– Еще он бьет Сельму, – продолжала я. – Он избивает ее. Об этом-то и будет книга. Это не автобиография, Сельма хочет написать книгу для таких жертв насилия в семье, как она. Хочет поделиться опытом, использовать свою популярность, чтобы предложить поддержку. Но после всего, что он сделал, она говорит, что по-прежнему его любит, и я ей верю. В нем что-то есть – я пыталась разобраться, что делает его таким притягательным. Отчего, по-вашему, он стал таким?