Донна Кауфман - Буря в раю

– Эйприл, что ты делаешь со мной! Взгляд ее скользнул вниз – по мускулистой груди, плоскому животу, по его ожившей, пульсирующей плоти.

– Войди в меня, Джек, – хрипло прошептала Эйприл. – В самую глубину…

Со стоном – нет, скорее, с рычанием – Джек лег на нее и, сдержав порыв неудержимого, животного желания, приник к ее губам – а пальцы его в это время проникали все глубже и глубже в средоточие ее женской страсти.

– Сюда? – Палец его продвинулся чуть глубже. – Или сюда?

Эйприл напряглась, порывисто изогнувшись.

– Глубже! – простонала она.

Убрав пальцы, Джек вошел в нее. Он продвигался медленно и осторожно, боясь причинить ей боль, но восторг освобождения был так силен, что Джеку подумалось – сейчас он умрет от наслаждения.

– Моя… Ты моя…

Наконец он полностью погрузился в нее, и тело Эйприл подалось ему навстречу. Все условности, навязанные цивилизацией, слетели с Джека, словно ветхая одежда: снова и снова он вздымался и вновь приникал к ней, принимая и щедро даря любовь. Если в голове его и оставалась хоть одна мысль, то, вероятно, он думал о том, что хочет обладать Эйприл всегда. И в этой жизни, и в следующей, и в самой вечности.

Чувствуя приближение пика, Джек открыл глаза и взглянул в ее потрясенное, испуганное, счастливое лицо – и этот, как молния, сверкнувший взгляд связал их души нерасторжимой связью.

Навеки.

Джек обессилено упал на нее, чувствуя себя опустошенным. Эйприл тихо застонала, и Джек поспешно приподнялся, опираясь на руки. Он хотел увидеть ее глаза, понять, чувствует ли она то же, что и он: как будто мир сошел со своей орбиты и двинулся по новому сияющему пути… Но лицо Эйприл было скрыто густой тенью.

Эйприл застонала снова, и Джек поспешно откатился в сторону, сообразив, что, должно быть, причиняет ей боль. В пылу страсти он думал только о себе и сейчас готов был ругать себя последними словами. Чертов эгоист! Совсем потерял голову! Он хотел, чтобы она парила рядом с ним в небесах, а Эйприл вместо этого задыхалась под его тяжестью!

– Не уходи! – прошептала Эйприл, крепче сжимая его ногами.

Джек поспешно прильнул к ней.

– Прости меня, Эйприл.

Эйприл как раз собиралась прижаться к его широкой груди, но остановилась, услышав его слова.

– За что?

Как удалось ей выразить такую тревогу одним коротким словом?

– Я вел себя словно грубая скотина. – Он потряс головой, словно стараясь прояснить мысли, и, подняв Эйприл, посадил на стол и крепче прижал к себе. – Это было потрясающе! – прошептал он, зарывшись лицом ей в волосы. – Что-то невероятное! А сержусь я на себя, потому что не смог потерпеть немного и овладел тобой прямо на столе… – Джек приподнял ее голову и заглянул в золотистые глаза, озаренные теперь каким-то новым светом. – А ведь ты заслуживаешь, по меньшей мере, королевского ложа и самых тонких простыней.

Эйприл крепче прижалась к нему, словно прогоняя его тревогу. До сих пор она сомневалась, что может полюбить, но Джек вернул ей уверенность в себе, в своей женственности. Никакими словами Эйприл не смогла бы выразить свою любовь и благодарность – вместо слов она погладила Джека по щеке.

– Когда созреешь для следующего раза, сначала посмотри, есть ли поблизости королевское ложе.

Смущение на лице Джека сменилось удивлением, затем – широкой улыбкой. Он быстро и крепко поцеловал Эйприл в губы и снял со стола, усадив к себе на колено.

– Леди, вы просто вернули меня к жизни! – Он улыбался, однако голос его звучал совершенно серьезно.

Улыбка Эйприл померкла, но переполнявшие ее чувства отражались в глазах.

– Ты меня тоже.

Нежно глядя на возлюбленную, Джек убрал с ее лба развившийся черный локон.

– И что же нам теперь делать? Волшебство лунной ночи померкло, и из-за края расшитого звездами занавеса выглянуло уродливое лицо реальности.

– Не знаю, Джек.

Взгляд ее, тоскливый и растерянный, поразил Джека в самое сердце. Он легонько поцеловал Эйприл в кончик носа, затем в лоб и, прижав к себе, поднял глаза на звездное небо за ее спиной.

– Я хочу быть с тобой. И не смогу вести себя, как будто ничего не случилось.

Эйприл представила, как будет встречать Джека на веранде или в саду, вежливо кивать ему, здороваться, обращаясь на «вы», – и сердце ее сжалось от боли. Он прав, это невозможно. Но что же дальше? Несколько недель они проведут в объятиях друг друга, а потом он уедет в Штаты и забудет о ней навсегда?

Усилием воли Эйприл заставила себя обратиться от будущего к настоящему. Сейчас она думает прежде всего о себе и своей безопасности – и это вполне естественно, если вспомнить, сколько боли причинили ей мужчины в юности. Наверно, безопаснее всего прекратить эти отношения – и немедленно. Но этого Эйприл сделать не могла. Отбросив мысли о разлуке, она прижалась к широкой груди Джека и прошептала:

– Я никуда тебя не отпущу.

Джек шумно вздохнул. Он сам не ожидал, что испытает такое облегчение. Только теперь он понял, в какое отчаяние бы погрузился, если бы Эйприл предпочла покинуть его… Да нет, он бы просто ее не отпустил!

– Тогда пойдем поищем мягкую постель! – прошептал он и сжал зубами мочку уха.

По телу Эйприл пробежала волна страстного желания. Однако сама мысль о том, чтобы встать, одеться, собрать вещи и отправиться к нему или к ней, казалась ей смешной и стыдной. Хотя чего тут стыдиться – ведь только что они занимались любовью прямо на письменном столе!

Но как объяснить Джеку, что она его стесняется? Он сочтет ее полной идиоткой или, того хуже, обидится!

По счастью, ей не пришлось заговаривать первой. Джек слегка откинулся назад и заметил:

– Первым делом давай-ка наведем здесь порядок, – и улыбнулся так, что сердце ее вознеслось куда-то в космос.

Оглядев комнату, Эйприл сперва улыбнулась, а затем тихо захихикала. Даже в полутьме она разглядела груду деловых бумаг, беспорядочной кучей сваленных возле стола. Но особенно насмешило Эйприл платье, повисшее на ветке пальмы. Заметив его, она громко расхохоталась.

Джек осмотрел кабинет и присоединился к ее смеху.

– В следующий раз, когда мы соберемся заняться любовью на столе, – произнес он, давясь от смеха, – я аккуратно сложу бумаги в стопку и уберу на кресло!

Эйприл задыхалась – то ли от смеха, то ли от желания; ей хотелось воскликнуть: «Черт с ними, с бумагами!» – и повторить все сначала, но вместо этого она только крепче прижалась к нему, дожидаясь, пока утихнет его смех.

– Интересно, подпадают ли наши действия под статью о преступной неосторожности?

Джек расхохотался и встал, по-прежнему крепко прижимая ее к себе.

– А у тебя, mi tesoro, острый язычок! Интересно, на что он еще способен, кроме смелых шуток?