Дженет Таннер - Дочь роскоши

«Я не могла позволить ему взять вину на себя», – сказала она. Джулиет подумала, что она имеет в виду Дэвида. Но никогда до нее не доходило, что все эти аргументы, которые она применяла к Дэвиду, в большей степени приложимы к Робину. Робин старше. У Робина имелся настоящий повод, вернее – два повода, а Дэвид был еще слишком молод, чтобы его волновал бизнес. И факт, что сейчас он руководит фирмой, увел меня в сторону, подумала Джулиет. Конечно, можно предположить, что в девятнадцать лет он был необычайно честолюбив, но по нему это не видно, да и тетя Катрин сказала, что он боготворил Луи. Нет, явным кандидатом на роль ревнивца, как ни крути, был его брат, брат, который был ближе ему по возрасту, с которым они всегда, со школьных лет, соперничали и дрались, его брат, на чью жену посягнул Луи. Вот в чем дело. Джулиет знала, как обожает отец ее мать. Она была единственным, чем по-настоящему дорожил Робин. Наверное, сердце его чуть не разорвалось на части, когда он узнал, что у Молли связь с его братом.

«И Каин убил своего брата Авеля…»

Мне надо было понять это раньше, подумала Джулиет. Я должна была сообразить. Как я могла быть такой слепой? Я собиралась доказать невиновность бабушки, но не останавливалась, чтобы подумать о тайном смысле всего этого. Она бы ни за что не стала принимать вину на себя, кроме как ради своих любимых сыновей. Это мог быть ее младшенький, Дэвид. Но на самом деле нет. Это был Робин, который, как она чувствовала, имел для нее второстепенное значение, ибо она как мать пыталась компенсировать то, что Луи не был родным сыном Бернара. Робин. Мой отец.

Как он мог позволить матери взять вину на себя? Джулиет никак не могла этого понять. Кроме, разумеется, того, что София была очень сильной личностью. Возможно, она убедила его, что с ней обойдутся снисходительно, и сказала, чтобы он уехал ради своей жены и ребенка. Чтобы дать ей хороший шанс в жизни, вроде так говорила тетя Катрин? Что ж, он это сделал. В Австралии. На другом конце света.

«И Господь оставил знак на челе Каина. И Каин был отвергнут Господом и поселился в Ноде, на востоке от Эдема».

Джулиет опустила лицо на руки, лежавшие на руле, и заплакала.

Когда Джулиет уехала, Катрин сразу же подошла к телефону и набрала номер Ла Гранжа. Ответила Дебора, Катрин попросила Софию, и через несколько минут та подошла.

– Катрин! Какой приятный сюрприз!

– Нет, София, боюсь, неприятный. Случилось что-то ужасное. Послушай, я не хочу тебя огорчать, но думаю, лучше сказать. Ко мне днем заезжала Джулиет. Она настойчиво расспрашивала меня. София, я думаю, она все знает.

– Знает?

– О своем отце.

– О чем ты говоришь? Что, по-твоему, она знает?

– О София, не надо ходить вокруг да около. Я говорю о смерти Луи.

Некоторое время царило долгое молчание. Потом София спросила:

– Как?

– Не знаю. Я думаю, она просто сопоставила факты.

– А ты уверена, что не говорила ей?

– София, можно подумать, что я смогла бы! Должна, правда, признаться, что, возможно, я сказала что-то, что натолкнуло ее на это. Я говорила о Луи и сказала, что Робин ненавидел его из-за Молли…

– Катрин, ты не могла! Ты когда-нибудь научишься укорачивать свой язык?

– Наверное, нет, – печально ответила Катрин. – Мне правда же очень жаль, София. У меня просто вырвалось – всего одно слово, но она ухватилась за него. А потом она практически спросила меня… – Голос ее куда-то пропал. – Я думаю, она расстроена, – продолжала Катрин. – И решила, что тебе лучше об этом знать.

– Но вообще-то ты ей ничего не сказала? – спросила София.

– Нет.

– Хорошо. Спасибо, что поставила меня в известность, Катрин.

– Постарайся не расстраиваться, София.

– Мне кажется, – сказала София, – что я с самого приезда Джулиет знала, что случится что-то в таком роде.

Она положила трубку и села, глядя в пустоту. Это была правда – и она интуитивно понимала это. И была почти рада.

Как странно, подумала она, что об этом так мало говорили все годы, об этом важном деле, которое переменило жизнь всех их. Видимо, это проклятье их поколения, что многие темы стали запретными. В свое время она, конечно же, говорила об этом Катрин, но только потому, что в этом возникла необходимость, когда Катрин примчалась домой, на Джерси, исполненная решимости доказать невиновность Софии. «Я никогда не прощу тебе, если ты расскажешь об этом хоть одной-единственной душе», – сказала тогда ей София, и Катрин, потрясенная и не согласная с этим, поступила в соответствии с ее желанием. Они никогда больше об этом не говорили.

Но даже Катрин не знала всей правды. Что же до остальных…

София быстро закрыла глаза, вспоминая ту, двадцатилетней давности, ноябрьскую ночь. Какой отчетливой в ее памяти была до сих пор эта ночь! События настолько четко и ярко врезались в память, как ничто из того, что случилось позже.

Она помнит, что была на гала-представлении. На ней было темно-синее кружевное платье, отделанное серебряными пластинками с фрезиями на корсаже, и аромат их отныне постоянно возвращал ее ко всем ужасным подробностям того вечера: постоянную непрекращающуюся легкую тревогу, которая терзала ее всю дорогу домой, растущее дурное предчувствие, которое заполнило ее, когда она увидела, как ярко освещены окна первого этажа. Луи, подумала она. Это, наверное, Луи, вздохнула София. Она меньше всего хотела сейчас очередной сцены. Она ненавидела скандалы, ссоры. Но Луи превратился в такое чудовище, что ссоры стали неизбежными.

– Спасибо, Легран, не провожайте меня, – сказала она. Она поднялась по ступенькам и открыла дверь. Все лампы в холле были зажжены, однако ничто не подавало признаков жизни.

– Луи! – позвала она, идя по натертому полу.

И потом она увидела его и задохнулась от ужаса и потрясения.

Он лежал возле двери в столовую, алое пятно расплывалось по его белой вечерней сорочке и увлажняло ковер. Она попыталась сделать шаг к нему, но у нее почти подкосились ноги. Наконец она опустилась перед ним на колени.

– Луи! Боже мой, Луи!

Он был мертв – никаких сомнений быть не могло. София дико озиралась по сторонам. Он натолкнулся на грабителя? Может, так? Она не могла ни о чем думать. Разум отказывал ей. И тогда она взяла пистолет, его собственный пистолет, валявшийся на полу в холле. Она протянула руку и подняла его.

Пистолет Луи. О Господи, она же говорила ему, чтобы он не покупал его! С одной стороны, это было незаконно – он, наверное, привез его на Джерси контрабандой. И кроме того, она ненавидела оружие – ненавидела всегда, еще со времен войны. София знала, что у него есть пистолет, и это очень волновало ее. Он купил его в Америке – так он ей говорил, – для самозащиты, из-за бизнеса, которым занимался. «Каким бизнесом? – спросила она. – Твой отец никогда не носил оружия!» Но Луи лишь смеялся. А вот теперь он умер. Его оружие в конечном итоге не принесло ему ничего хорошего.