Валери Макгэрри - Сумочка

Жуткий перечень. И ритм. Невыносимо. Поднимаю руку, словно стараюсь отразить атаку нападающих на меня слов.

– Прекрати, Майя, ты – ведьма! К чему ты клонишь?

Бросает взгляд, чтобы убедиться, смогу ли я это выдержать. С осторожностью выбирает выражения.

– Малейшее изменение твоего облика, морального и физического, даст Марку, если учесть эмоциональное состояние, в котором он, судя по всему пребывает сейчас, основание ходить на сторону. Тот факт, что он именно сейчас захотел ребенка, возможно, не так уж безобиден: может, ему нужно теперь видеть в тебе скорее мать, чем любовницу.

– Но я не беременна!

– Знаю. Но он, может быть, я подчеркиваю – может быть, предвосхищая события, ищет своим действиям оправдание на будущее.

Слова Майи меня уязвляют. По животу разливается боль. Не с таким брюхом создавать семью. Виски ударяет в голову. Новый приступ боли. Сигарету мне! Обжигаю пальцы. Сквозь туман доносится голос:

– Клео! Все нормально?

Чьи– то руки крепко хватают меня под мышки и кладут на пол. Теплый комочек сворачивается клубком на моем плече, мурлыкая.

– Брысь отсюда! Кошка, ты что, не видишь – она больна!

Закрываю глаза. Я бы хотела ответить, что вовсе не больна. В физическом смысле. Но не могу открыть рта. Мой язык огромен и порист, словно губка. Подо мной ходит пол, – похоже, я здорово пьяна. Тем лучше. Я могу зацепиться за это знакомое ощущение, чтобы совсем не отдать концы.

В своем бесчувствии я, однако, слышу шепот:

– Марк… твоя жена… проблема… вести машину… в таком состоянии…

Телефонный звонок. Чуть позже вокруг меня начинается суета. Пытаюсь открыть глаза, но веки такие тяжелые… Слышатся обрывки фраз, на этот раз совсем рядом:

– Думаешь, беременна? Говоришь, похожие симптомы?

Тишина. Шаги. Звук закрывающейся двери. Кошка воспользовалась моментом и снова ластится ко мне.

– Что? Интрижка?

– …изменяешь…

– Черт знает что! Да она…

– …сумочка…

Голоса становятся громче. Сумочка? Действительно ли я слышала слово «сумочка»? О нет! Лишь бы Майя не рассказала о нашем разговоре! Уже совсем очнувшись, пытаюсь встать и натыкаюсь на угол журнального столика. Со злобой смотрю на проклятый столик, глаза наполняются слезами – это было ужасно больно, оказывается, даже вещи могут прийти в ярость! – а также бессилием: там, за этой дверью, лучшая подруга вываливает все моему мужу с характерной для нее тактичностью. То есть с полным ее отсутствием.

– Неправда! Я ничего не…

– ЧЕК, ПРИДУРОК!

Майя теперь перешла на крик. Я спешу в соседнюю комнату, моя голова почти взрывается – тем хуже, нужно непременно их остановить, пока не дошло до драки. Увидев меня, они, смущенные, замолкают. Не нужно быть волшебницей, чтобы угадать их мысли: они наверняка задаются вопросом, что я услышала из их словесной перебранки, И выбирают подходящую линию поведения. Майя предпочитает делать вид, что ничего не произошло. Улыбается и целует меня в обе щеки.

– Ну, дорогая… Все будет хорошо!

Марк тоже спешит обнять меня с невероятной нежностью.

– Ничего не было, детка, клянусь тебе…

Дрожит. Вспотел. Неловко прижимает меня к себе, в то время как мы выходим на улицу и садимся в машину. Никогда не видела его в таком состоянии. Дома он зарывается головой в мою шею, кусает мочку уха, вцепившись в мои ляжки, задирает летнее платье и, прижав меня к стене у двери, занимается со мной любовью так, словно от этого зависит его жизнь. С отчаянной необузданностью его тело ищет во мне прощения, которое я вряд ли смогу ему подарить.

Почему я не воспользовалась случаем и не выяснила все тогда? Майя распахнула передо мной дверь в тайник, огромный, как ангар для «боинга», а я… Ничего. И это не безобидное «ничего». Нет. Я замечаю, что мне не хочется говорить об этом с Марком. Не хочу узнать больше и стать жертвой новой лжи. Удивительно, но Марк избегает этой темы. Такой предупредительный: дарит мне цветы и в то же самое время наблюдает за мной.

Я внимательно на него смотрю. Это совсем новое внимание, оно выявляет все, даже мелкие детали, которые я раньше не замечала. Например, он никогда не заканчивает фразы. На его черных костюмах заметна перхоть. Щурит глаза, когда ему задают вопрос, на который он не может ответить. Почесывает шею, когда врет. Мне больно видеть недостатки, делающие его менее красивым, приятным… таким обыкновенным человеком, в сущности. Я бы не сказала, что между нами что– то ухудшилось, это было бы ложью. Просто в первый раз, с тех пор как поженились, мы стали по– настоящему друг друга оценивать. Без враждебности. Но объективно. Это, может быть, еще хуже.

– Эй, Клео… Я взял билеты на «Дон Жуана»!

Не сняв куртку, входит на кухню, где я готовлю обед, смакуя виски, и с улыбкой вручает мне билеты.

– Ты что, издеваешься?

Удивленный, Марк берет редиску и намазывает сверху немного соленого масла. Он, видимо, не расслышал.

– Так ты не рада? Я с ног сбился, пока достал билеты, четвертый ряд к тому же! Клеопатра, ты совсем обнаглела!

Бросает билеты на стол и садится за компьютер. Назвал меня «Клеопатра» – значит, действительно разозлен. На виске проступила жилка. От напряжения нижняя челюсть ходит ходуном. Беру свой стакан и следую за ним в гостиную.

– Извини, это очень мило с твоей стороны, но… «Дон Жуан», сейчас, понимаешь…

– И что? Это наша любимая опера, превосходный подбор актеров, тот, что зашел тогда к тебе в галерею, – просто супер! Я надеялся, что ты будешь довольна. – Не отрывая глаз от экрана, цедит сквозь зубы: – Ну замечательно, если ты не хочешь, пойду с кем– нибудь другим!

ЧТД (что и требовалось доказать). Мне больше ничего не остается, кроме как вернуться в слезах к моим спагетти болонез. Марк указывает подбородком на мой стакан:

– И перестань пить! Это уродует тебя и снижает способность критически оценивать ситуацию.

Презрительный тон. Намеренно жесткий. Хочется сказать ему что– то обидное. Жду, пока он снова залезет в свой сайт в Интернете, и у него за спиной, перед тем как выйти из комнаты, показываю ему средний палец.

Я начала худеть. Сигареты. Они заменяют мне завтрак, а зачастую и обед. «Мальборо», три соленых кренделя с тмином. Я давно уже забыла, что такое здоровая пища. У меня начали желтеть кожа на кончиках пальцев и глазные белки. На мне стали болтаться все мои юбки, и я постоянно вынуждена их поправлять. Это вошло в привычку. Мне нравится моя новая фигура. Она будто делает меня более твердой и в какой– то степени более чистой. Иссохшей. Освободившейся от всякой мягкости: грудей, ягодиц – этих излишних прикрас. А по сути, зачем они мне? Я возвращаюсь к своей основе, изначальной архитектуре моего тела. Остальное – лишь внутреннее убранство.