Кейси Марс - Сон

— Я не верю во всякую чушь! А меньше всего верю в это. Судя по тому, что говорила Дженни, женщина была садисткой. Злобным, беспощадным существом, убийцей. Ничего этого в Дженни нет. Она никому не может причинить зла!

— Не имеет значения, правда это или нет. Беда в том, что в это верит Дженни. Ей сейчас очень тяжело, Джек.

Бреннен в задумчивости запустил руку в свою шевелюру.

— Ты был прав, Чарли, прав во всем. Я люблю ее. — Эти слова повисли в воздухе. Чарли от замечаний воздержался: у него не было сомнений в этом с самого начала. — Я пытался бороться, — продолжал Джек, — пытался не обращать внимания. Изо всех сил убеждал себя, что ошибаюсь. Но ничего не помогло. И это убивает меня, Чарли. Я люблю Дженни. Но и что из того? Это ничего не решает.

Старый друг опустился в кресло напротив.

— Почему?

— Ты знаешь ответ не хуже моего. Мы с Дженни совершенно разные люди. Ради Христа, Чарли, эта женщина — чертова библиотекарша. Даже если я люблю ее, разве мы сможем жить вместе?

Чарли сдержанно хмыкнул:

— Чертова библиотекарша? Слова знакомые! Как ни странно, мне кажется, что вы вовсе не такие уж разные. Подумай об этом, Джек. После встречи с тобой Дженни сильно изменилась. Она стала настоящей озорницей, а такого легкого и уживчивого характера я не видел ни у одной женщины. Она отчаянная девчонка и уж никак не скучная. А если на то пошло, так и ты здорово изменился. Ты спрашиваешь, сможете ли вы жить вместе? Вот что я тебе скажу, сынок: вы прекрасно поладите. А если сомневаешься, это легко проверить. Вы должны попробовать.

У Джека все свело внутри. Чарли был прав. Дженни изменилась, и он тоже. Они уже не были небом и землей. Только страх заставил его сойти с ума. Страх потерять ее в тот день на камбузе, вынудивший понять, как сильно он любит Дженни. Холодный пот при мысли, что она может любить его. Ужас, что их совместная жизнь обернется таким же адом, как тот, в котором обитали его родители.

Это был тот же самый страх, который заставлял его избегать любой привязанности, страх, который всю жизнь делал его неприкаянным и не находящим пристанища.

— Не думаю, что она согласится, Чарли. Я слишком виноват перед ней. Не думаю, что на этот раз она простит меня.

— Ты не узнаешь этого, пока не спросишь у нее самой. — Чарли улыбнулся, глаза его светились добротой. — Я помню, как к нам приходили банкиры. Невозможно было представить, что ты позволишь им отнять у тебя корабль. И точно так же невозможно представить, что ты позволишь такому типу, как Говард Маккормик, увести у тебя женщину.

— Маккормик? Какого черта? При чем тут он?

— Она снова встречается с ним. Он хочет ее, Джек. Дело плохо. На сей раз он может добиться своего.

Джек инстинктивно сжал кулаки. Рана в плече, нанесенная стрелой человека, подосланного Маккормиком, еще не зажила.

— Проклятие! Конечно, я не совершенство, но все же куда лучше, чем эта вонючка! Если есть на свете способ доказать это Дженни, я не остановлюсь ни перед чем. — Не будь Джек так разгорячен, наверное, он улыбнулся бы. Господи, как здорово признаться в своем чувстве! Впервые за много дней он снова стал самим собой. Было непривычно, но невыразимо приятно сознавать, что тот выпивоха, бесчувственный мужлан, которым он прикидывался после возвращения, не имеет с настоящим Джеком Бренненом ничего общего.

— Знаешь, Чарли, может, быть женатым человеком совсем не так плохо. Да и иметь под боком пару пацанов тоже. Ты знаешь, как мальчишки любят море.

Чарли охватило какое-то острое и сладкое чувство. Глаза его подернулись влагой. Он хотел этого, хотел, чтобы Джек обрел счастье, в котором было отказано его собственному сыну. Он попытался улыбнуться, надеясь, что Джек ничего не заметит.

— Пожалуй, ты не такой балбес, как я думал, — грубовато проворчал он. Теперь дело за малым: убедить в этом Дженни.

Джек смотрел на друга и прекрасно знал, что у того на сердце. Потому что сам он испытывал то же самое. От отчаянной надежды до горькой безысходности был всего один шаг. Он вел себя так, что не заслуживал прощения Дженни. Разве можно убедить ее поверить ему еще раз?

— Спасибо, Чарли! — сказал он и шагнул к двери. Час был поздний, но это его не могло остановить.

— Удачи тебе, сынок!

Джек мрачно кивнул. Теперь для завоевания Дженни ему потребуется целое море удачи. В этом он был уверен, как ни в чем другом.

Дженни съежилась на диване у себя в гостиной. Была почти полночь, но она не могла уснуть. Кошмары страшили ее еще больше, чем прежде. На сей раз они были бы ужасным отражением ее самой.

Она пыталась убедить себя, что возможна ошибка, что есть и другое объяснение, как сказал доктор Бейли. Но в это верилось слабо. Глубоко внутри — может быть, в самой сердцевине мозга — она была убеждена, что это правда.

И все же знать это наверняка было нельзя, а раз так, она продолжала цепляться за надежду, что все это неправда, всего лишь истерика, которая у нее началась после гибели Билла. Час назад она решила съездить на Ямайку. Книги есть книги, а она хотела убедиться своими глазами. Хотела увидеть место, почувствовать его.

Она хотела узнать об Энни Патерсон, а чтобы сделать это, нужно было поехать туда, где жила Энни. Да и найти концы на месте было бы куда легче. Конечно, она могла порыться в старых газетах и исторических монографиях. Но чтобы разыскать и получить эти источники по межбиблиотечному абонементу, потребовались бы недели.

Так или иначе, она поедет на Ямайку. И вернется лишь тогда, когда узнает правду.

Дженни откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Когда удавалось не вспоминать о случившемся у доктора Бейли, она начинала тосковать по Джеку. Она всеми силами пыталась забыть его, выбросить из головы, но не могла. Голос разума твердил, что она должна ненавидеть Джека, который смертельно обидел ее, но другой голос — голос сердца — нашептывал, что виноват не он, а она сама.

Джек оставался тем же человеком, каким был в тот день, когда они познакомились. Именно таким он и хотел казаться. Он не желал быть прикованным к месту. Не хотел привязанности… или ответственности.

Он предупреждал ее.

Пит предупреждал ее.

А она все равно влюбилась.

Дженни зажмурилась изо всех сил, чтобы прогнать воспоминания о нем и избавиться от боли. В ее груди зияла саднящая рана; сердце ныло так, словно его перетирали мельничные жернова. Время не остановилось, но жизнь Дженни кончилась в ту минуту, когда она сошла с корабля.

Перед ее глазами — в который раз! — возник лежащий в каюте Джек с перевязанным плечом, отказывающийся принимать прописанное доктором обезболивающее, пока медь не будет выгружена на причал.

Он не общался с ней, если не считать пары ничего не значащих слов и вежливого, но отчужденного взгляда. Именно этот взгляд сказал ей, что все кончено. Стоило Дженни признаться, что она любит его, как Джек тут же отстранился…