Элейн Гудж - Любящие сестры

Наверху она прошла по розовому коридору со стилизованными изображениями банановых листьев на стенах и вошла в свой номер. Из окна комнаты была видна извилистая каменная дорожка, а вдоль нее островки изумрудно-зеленой травы со стелющимися стеблями филодендронов и райскими птичками. Она увидела, что кровать в комнате была величиной с маленький коралловый остров, а на тот случай, если она проголодается, на письменном столе, сделанном под бюро королевы Анны, стояла упакованная в целлофан корзина с фруктами.

Энни скинула лодочки и села на кровать. Несмотря на то что она была в шелковом костюме, она чувствовала себя так, как будто на ней было теплое пальто. Да, если она когда-нибудь решит переехать сюда, ей придется сменить весь свой гардероб.

Но почему она вдруг подумала о переезде? Да, ей нравилась эта идея, и не только с тех пор, как она услышала о том, что Бель Жардэн продается. Она могла бы оставить себе квартиру в Нью-Йорке, а часть года жить в Лос-Анджелесе. Кроме того, в связи с открытием филиала «Момента» на Родео-драйв, которое состоится в следующем месяце, ей все равно придется проводить часть времени здесь. И сейчас, когда Анри и Долли управляли производством, магазинами ее фирмы и магазинчиками в торговых центрах Фельдера, она могла бы разведать и другие места на западном побережье. Почему бы не открыть филиалы «Момента» в Ля Джолла, Саусалито или Кармеле?..

Но она знала, что если вдруг решит переезжать, то главной причиной ее переезда сюда будет вовсе не ее дело… Странно, но она никак не могла избавиться от мысли, что переезд сюда означал бы бегство. Но не от «Момента». Хотя ее компания процветала сейчас больше, чем она могла мечтать, она бы работала здесь так же много, как и раньше в любом другом месте.

Это не было бы бегством от Лорел… она сейчас была ближе со своей сестрой, чем когда-нибудь раньше. Лорел была уже на шестом месяце беременности, была огромной, как шкаф, светилась счастьем и совсем не нуждалась в ней.

А может быть, это было бегство не от кого-то, а куда-то… к спокойствию, радости, счастью, всему тому, чего у нее не было? Сколько раз Ривка говорила ей, что она должна выйти замуж… иметь свою семью? Тридцать четыре. По мнению Ривки, она была старой девой.

А все мужчины, с которыми она встречалась после Эммета, были привязаны к своим матерям, к своим психотерапевтам, к своим делам, хобби (как Росс с его страстью собирать марки), к своей аллергии (как Дэвид со своими увлажнителями и пылеуловителями в каждой комнате) или же просто к своему собственному «я». Большинство из них было приятными мужчинами, некоторые очень даже забавными, с ними было приятно провести вечер или выходные. Но провести с ними всю свою жизнь?!

Почему, когда у нее был Эммет, она недостаточно ценила его? Почему она не умоляла его остаться и предоставить ей еще одну возможность?

Что она будет чувствовать, когда увидит его после полуторагодовой разлуки? Может быть, она просто ощутит что-то похожее на ностальгию, подобную той, которую испытываешь, встречая старого школьного приятеля? Или же почувствует боль в сердце и зуд в ладонях, которые у нее появились, когда он позвонил? Неужели она все еще любит Эммета?

«Не надо об этом! Подумай о Бель Жардэн», – сказала она себе. О том, как бы это было великолепно, если бы он принадлежал ей, даже если бы она жила там только часть года. Лорел и Джо тоже могли бы приезжать сюда. А Адам и его братик или сестра смогли бы играть на той же лужайке, на которой они с Лорел играли в салочки и прятки. И даже если он окажется в ужасном состоянии, она сделает все, что потребуется, чтобы восстановить его и привести в такой вид, в котором он был до того, как Муся заболела.

Сейчас она мысленно представила себе, что бежит мелкими шагами вверх по длинной извилистой дорожке, над головой у нее шелестят пальмы, тени от длинных лохматых листьев падают на траву. И тут она видит дом, он весь кремово-желтый с белым, как очищенный грейпфрут, его крыша покрыта терракотовой черепицей, а окна и балкончики украшены резным кованым железом. Вокруг лужайки перед домом растут розы, а вдоль широкого переднего крыльца в каменных жардиньерках растут карликовые апельсиновые деревья и кусты красного перца. Стена дома вокруг решетчатых окон обвита плющом с огромным количеством ярко-красных цветов.

О Господи… она стремилась… она бежала быстрее собственной тени. Она уже представила себе, как живет в Бель Жардэн, хотя еще даже не видела его.

Энни сидела за круглым столиком из красного дерева на веранде ресторана «Кроуз Нест» на тихоокеанском пляже Санта-Моника, пила красное вино «Зинфендель» и ждала Эммета. Зонтик с рекламой «Чинзано» защищал ее от ярких лучей солнца. Из ресторана доносилась исполняемая на гитаре мелодия, что-то вроде «Темные воды». Она чувствовала себя неуютно, несмотря на приятный шум легкой болтовни вокруг, веселый смех и едва слышный звон кусочков льда о высокие стаканы с кружочками неочищенного ананаса на стенках.

Она заметила, что за столиками вокруг нее сидели куда более молодые, чем она, люди. Настоящие калифорнийцы. Она заметила блондинку с конским хвостом, одетую в сарагон с гавайским рисунком и белую, завязанную на груди узлом блузку, кожа на ее оголенном теле была гладкой и блестящей и с таким ровным загаром, что казалась совершенно неестественной. Ее приятель, одетый в темные мотоциклетные очки, просторные шорты и сетчатую майку, выглядел так, как будто позировал для рекламного ролика «Коппертон». Они облокотились на стол и смотрели друг другу в глаза, а может быть, это было просто их отражение в стеклах солнечных очков друг друга.

Энни в своих отутюженных брюках, золотистой шелковой блузке, в туфлях на высоких каблуках чувствовала себя не к месту разряженной. Затем она вспомнила, как много лет назад, когда только что приехала в Нью-Йорк, тоже чувствовала себя неуютно, а теперь, посмотри, какой она стала стилягой.

Эммет, увидев ее, тут же заметит, насколько она не вписывается в общую обстановку. Боже, но почему он так задерживается? Кажется, прошла вечность с тех пор, как одетый в гавайскую рубашку официант принес ей вино. Но, взглянув на часы, она увидела, что еще не было даже трех, когда, как сказал Эммет, она должна была бы быть здесь. Как обычно, она пришла раньше времени.

На нее упала тень. Загородив рукой свет, она подняла голову. Он стоял спиной к свету, и она не видела его лица, а только коренастую фигуру. Но эти волосы… Она тут же узнала его по волосам. Закрученные, как проволочки, концы светились в солнечном свете, они были цвета тлеющих угольков. Затем он нагнулся и теплыми сухими губами коснулся ее щеки. И в этом пропитанном морем, солнцем и кокосами воздухе она ощутила его запах – обветренной кожи.