Кэтрин Стоун - Близнецы

– Думаю, ты слишком торопишь события и выходишь за рамки своих возможностей, – ласково отметил Джейсон. – Ты не хочешь полежать здесь некоторое время? Я помогу тебе устроиться поудобнее.

Чарлз позвонил в Уиндермир как раз тогда, когда зимнее солнце клонилось к закату.

– Она чувствует себя хорошо, – улыбнулся Джейсон, глядя на Мелани. – Она все время с тоской смотрит на пляж и говорит о беге трусцой. Как…

Мелани наблюдала за Джейсоном, пока он обсуждал со своим братом-близнецом деловые вопросы, касавшиеся «Издательской компании Синклера».

– Она рядом, – сказал Джейсон через пятнадцать минут. Джейсон протянул трубку Мелани и тихо вышел из гостиной.

– Здравствуй, Чарлз.

– С тобой все в порядке?

– Да. – «А с тобой?» – Здесь так красиво.

– Гм. Я только что разговаривал с Брук. Она получила внушающих размеров посылку для тебя из Лейк-Форрест.

– Это от Гейлен.

– Брук сказала, что завтра им с Эндрю придется провести целый день в зале суда, поэтому она не сможет навестить тебя до воскресенья.

– Брук следует отдохнуть. Я чувствую себя прекрасно.

– Я подумал, что смог бы привезти тебе посылку завтра.

– О! – «Да, привези, чтобы я смогла сказать тебе, что верю в тебя, и доверяю тебе, и люблю тебя… Нет! – Вид ужасных шрамов так ясно возник перед глазами Мелани. – Не приезжай. В этом нет никакого смысла».

– Можно это воспринимать как «да»? – В голосе Чарлза затаилась надежда. «Доверься мне, Мелани».

– Да, – прошептала она.

Назначенная полицией медсестра пришла в Уиндермир в девять часов утра в субботу.

– Ну вот, наконец, все эти повязки больше не нужны, – заявила она, а потом осторожно сняла бинты и тщательно осмотрела раны.

– Не нужны? – удивленно спросила Мелани. Не лучше ли держать эти шрамы закрытыми все время? Не лучше ли спрятать это уродство навсегда?

– Нет. Но на животе, там, где был сделал разрез во время операции, повязку пока оставим. Уберем, когда сниму швы в понедельник. Остальные повязки вам не нужны. Шрамы заживают прекрасно. Никаких признаков воспалительного процесса.

Мелани перестала ее слушать. Слова «заживают прекрасно» кружились в ее голове. О чем думала медсестра, когда произносила это? Конечно, может быть, с профессиональной точки зрения есть что-то замечательное в том, как искалеченная ткань формируется в четкий, крепкий шрам. Возможно, это имеет значение для быстрых восстановительных способностей человеческого тела, но с персональной точки зрения пострадавшего…

– Итак, что вы на это скажете? Следует ли мне перевязать только рану в области живота?

Мелани рассеянно кивнула.

– Это значит, что я могу принять душ? – спросила она потом, затаив надежду.

– Вы чувствуете себя для этого достаточно сильной?

– Да, – уверенно ответила Мелани. Если бы только она смогла надолго встать под душ и вымыть волосы, прежде чем приедет Чарлз…

«Подожди минуту, – говорил ей внутренний голос. – Тебе хочется, чтобы он снова расчесывал твои волосы? Тебе хочется, чтобы он потанцевал с тобой? Разве ты забыла обо всем?» «Нет, – ответила она сварливому голосу. – Я ничего не забыла. Этот душ для меня».

– Хорошо, но постарайтесь, чтобы рана в брюшной области оставалась сухой. Принимайте душ в повязке и поменяйте ее сразу же после душа. Я оставлю вам несколько лишних бинтов, на случай если повязка намокнет. – Медсестра улыбнулась. Рана на животе практически зажила. Даже если на нее попадет немного воды, это не страшно, и радость Мелани от того, что она сможет принять душ, стоит этого риска. – Мне остаться на то время, пока вы будете принимать душ?

– Нет, спасибо. Со мной все будет в порядке. Увидимся в понедельник.

Мелани действительно чувствовала себя прекрасно, почти до самого конца. А потом все началось снова и, как обычно, без всякого предупреждения. Она почувствовала, что падает. Мелани прислонилась спиной к выложенной кафелем стене и тихо соскользнула по ней, распростертыми в разные стороны руками слегка задержав резкое падение на кафельный пол. Все ее тело дрожало от боли; каждый изувеченный и все еще не заживший нерв горел от внезапного резкого движения. Она испытывала все ту же старую боль – живое напоминание о том, что ее раны до сих пор не затянулись. Новых ран не было.

Прошли минуты – пять, десять, она не знала точно, сколько именно, – прежде чем Мелани смогла найти в себе силы протянуть руку и выключить воду. Это движение вызвало новый приступ сильной боли. Острые уколы, вызывавшие содрогание, долгое время ощущались то в одной, то в другой части тела. Мелани вскрикнула. Слабость не проходила, а боль была такой сильной, что Мелани еле сдерживала себя. Она нуждалась в помощи.

«Нет! – твердо сказала Мелани самой себе. – Это просто слабость. Ведь мне говорили, что я должна окрепнуть. И тогда боль пройдет. Я сама в состоянии помочь себе. Я должна это сделать».

Спустя двадцать минут, все еще лежа скорчившись на полу, Мелани начала дрожать от холода. Она выползла из ванной на шикарный, покрытый коврами пол. Мелани удивилась, откуда у нее нашлись силы. «Это просто слабость. Она пройдет». Слабость проходила, чтобы вновь охватить ее позже, в самый неожиданный момент. Боль тоже постепенно стихала – или же у Мелани появилось больше сил, чтобы терпеть ее?

Мелани поднялась с колен, зацепившись за мраморный бордюр. Она тяжело задышала, увидев отражение своего обнаженного тела в зеркале над бордюром. Мелани даже не пыталась рассмотреть все свои раны – ей хватало воспоминания об увиденном в больнице пурпурном шраме на груди, – но она мучилась от того, какими уродливыми и безобразными они могли быть. Теперь она сняла последнюю остававшуюся повязку, насквозь промокшую от воды, и увидела полную картину того, как она изувечена. Это было даже еще хуже, чем она себе представляла. Невероятным усилием воли она заставила себя смотреть на свое отражение.

«Это я, – думала Мелани. – Именно так я выгляжу теперь. Именно так я буду выглядеть всегда».

Слезы потекли из ее светло-голубых глаз, когда она с ужасом и еще не вполне веря, пристально смотрела на пурпурно-розовые шрамы, испещряющие ее когда-то красивые груди, обезображивающие ее живот и бедра, которые раньше образовывали мягкие округлости. Шрамы были не просто уродливыми, не просто неровными бесцветными отметинами, не просто поверхностными ранами, а проникали глубоко под кожу. Из-за этих шрамов фигура Мелани совершенно потеряла свои красивые очертания. Они разрушили мягкие превосходные контуры, навсегда оставив на ее теле углубления и изуродовав ее гладкую кожу.

«Вырезана, – думала Мелани, дрожа. – Меня вырезали, словно из дерева. Он забрал мое красивое тело и вырезал новое, абсурдно уродливое».