Елена Купцова - Другая жизнь

— И что, что дальше было?

От нетерпения Маша не смогла усидеть в постели и спустила босые ножки на пол.

— Забирайся под одеяло, Маша, простынешь.

— Ах, няня, не томи. Рассказывай дальше.

— А дальше на коров в деревне мор напал, — продолжала няня почему-то шепотом. — Почти все пали. Ни одного двора беда не миновала.

— Ой! — Маша тоже зашептала. — Она?

— А то кто же? Вестимо, она. Мужики к ней и пошли, кто с топором, кто с вилами. Так — и порешили ее, прости Господи души их грешные, и в большом пруду утопили. Его потому Ведьминым и зовут.

— Господи помилуй! — Маша перекрестилась на икону. — А что Афанасий?

— На другой день утопился в том же пруду. Так что Колька, почитай, без отца вырос. Дядья ему за отцов, а сам весь в Афанасия пошел, такой же малахольный.

Маша вспомнила его белесые глаза, устремленные прямо на нее, тонкие хищные губы, как у хорька, подстерегающего дичь, и на мгновение почувствовала облегчение. Слава Богу, что он пропал. Она не увидит его больше. Слава Богу!

Вадим придвинул к креслу маленький пуфик, чтобы Маша могла поудобнее устроить больную ногу. Он отпустил рабочих на выходные, поэтому, за исключением водителя Севы, они были в доме совсем одни.

Тот уже успел сгонять с запиской к Машиной матери и теперь занимался сервировкой незатейливого ужина.

— Что она сказала? — полюбопытствовала Маша.

— Ничего. По-моему, даже не удивилась. Про аварию уж я не стал ей говорить.

— Спасибо. — Маша улыбнулась, давая понять, что по достоинству оценила его тактичность.

Вадим сел напротив и зажег свечи. В их мерцании волосы Маши отливали старым золотом. Ее тонкий профиль, изящный носик с легкой горбинкой, мягкая линия подбородка так и просились на холст. Почувствовав на себе его внимательный взгляд, Маша подняла глаза.

— Что вы так смотрите?

— Да вот подумал, что, будь я художником, попросил бы вас позировать мне для портрета. К вам не обращались с подобным предложением?

— Нет.

— Странно.

— Отец когда-то пробовал меня нарисовать, но у него ничего не вышло.

— Ваш отец был художником?

— Д-да. — Маша замялась. — Что-то вроде того, Мы ведь недавно здесь живем.

— Вот как? А я думал, что вы здесь родились, или по крайней мере ваши предки. Что же вас привело…

Маша сделала импульсивный, предостерегающий жест рукой, и Вадим понял, что расспрашивать об этом не надо. Только тут он заметил, что Сева нерешительно переминается с ноги на ногу, явно пытаясь привлечь к себе внимание. Вадим что-то совсем забыл о нем.

— Что, Сева?

— Вадим Петрович, если я вам сегодня больше не нужен, может быть, я пойду к себе?

— Конечно, конечно. Отдыхай.

Когда Сева вышел, Вадим повернулся к Маше.

— Вы так таинственны.

— Ну что вы, Вадим Петрович, ничуть. Просто это невеселая история, и я не люблю о ней вспоминать.

— Да я и не настаиваю. Только не зовите меня Вадим Петрович. Пусть будет просто Вадим. Я могу называть вас Машей?

— Да, конечно. — Она обвела взглядом просторную комнату, обшитую свежими дубовыми панелями. — Здесь так красиво. Гораздо лучше, чем я себе представляла.

— А как вы себе все представляли? Маша на минуту задумалась.

— Ну, не знаю. Более современно, что ли.

— Вячеслав Михайлович знает свое дело. Он сначала сопротивлялся. Очень дорожил своим проектом. Но потом проникся вашей идеей и разработал соответствующие интерьеры. На мой взгляд, очень удачные. Вот посмотрите, когда все будет закончено и отделано. Правый флигель будут занимать комнаты для гостей, а в центре — гвоздь всей композиции, главный зал для приемов, если таковые, конечно, здесь будут.

— Там раньше устраивали балы и музыкальные вечера, — сказала Маша. — Это был веселый, открытый дом, до тех пор пока, пока…

— Пока что?

— Я вам потом как-нибудь расскажу, — смутилась вдруг Маша. — Я еще сама не во всем разобралась.

— Значит, вам удалось что-то узнать об истории этого дома? — спросил Вадим, пригубив шампанское. — Превосходно. Как раз нужной температуры, — заметил он, прищелкнув языком.

— Вы, я вижу, ценитель.

— Да, в этом я немного разбираюсь.

— А есть ли что-то в этой жизни, в чем вы бы не разбирались? — насмешливо спросила Маша.

Она подтрунивала над ним чисто механически. На самом деле ей нравилась его уверенность в себе. «Я в этом разбираюсь». Простая констатация факта, ни тени бахвальства.

— Таких вещей на свете очень много, — спокойно заметил Вадим. — Но я стремлюсь, чтобы их все время становилось меньше. Так вам удалось что-нибудь узнать для меня?

Маша поняла, что ей придется что-то ответить. Он упорный, так просто не отстанет. Но что сказать ему? Что здесь больше ста лет назад жила девушка, похожая на нее, что она, Маша Антонова, чувствует себя здесь пугающе свободно и непринужденно, как нигде, что в жизни той Маши тоже неожиданно возник человек по имени Вадим, что ее пугают и завораживают непонятные совпадения, заполнившие ее жизнь с того момента, как она открыла дневник Маши Апрелевой…

— Я еще не дочитала его до конца. Вадим удивленно вскинул брови.

— Дневник, — пояснила Маша и, спохватившись, добавила: — Дневник Маши Апрелевой.

— А-а, так у вас есть дневник хозяйки этого дома. — Вадим заинтересованно наклонился к ней. — Что ж, давайте прочтем его вместе.

Затейливая игра света и теней на ее вдруг вспыхнувшем лице. Отголоски затаенных переживаний. Длинные ресницы занавесили ее глаза. Он не смог прочесть в них ответа.

— Согласитесь, что я имею на это право.

— Право хозяина?

— Я не это хотел сказать.

Он и сам толком не знал, что имел в виду. Просто вдруг почувствовал, что его что-то связало с этой девушкой, что-то давнее, тайное, пленительное, о чем ему непременно нужно узнать.

— Маша, — позвал он. — Маша.

Она не отозвалась, даже не взглянула на него. Вадим протянул руку и осторожно прикоснулся к ее пальцам. Они были холодны как лед. Он бережно сжал ее руку, пытаясь отогреть, почувствовал шелковистость ее кожи и вдруг ясно понял, что все это уже было с ним. Свечи, потупленный взор, золото волос.

— Маша, — проговорил он вдруг охрипшим голосом. — Мы были знакомы когда-то?

Ресницы ее дрогнули. Она наконец посмотрела на него, не таясь, глаза в глаза.

— Да, — эхом отозвалась она. — В прежней жизни. Тишину разорвал рев моторов, визг тормозов, оглушительный стук в дверь. Они вздрогнули и расцепили руки. Топот ног.

В комнату ввалилась шумная компания. Первым вошел Арсен, размахивая бутылкой виски. За ним Лиля и еще несколько человек.

Вадим встал им навстречу, изо всех сил пытаясь изобразить радушную улыбку. Сразу стало суматошно, тесно, как-то неуютно. Комната будто уменьшилась в размерах.

— Привет, старик! — Арсен подошел к Вадиму и обнял его за плечи, с интересом поглядывая на Машу. — Что это вы сидите тут впотьмах?