Марта Остенсо - Шальные Кэрью

Когда в ближайшие минуты он не вернулся, она встала. В передней она увидела, что он взял свою шляпу. Она набросила на плечи шарф, быстро вышла во двор и остановилась в темноте.

Она посмотрела вниз, туда, где ниже по склону стоял сруб. В нем не было видно света, как в прошлую ночь. Горхэм спал. Она торопливо прошла к углу дома и посмотрела вверх вдоль тропинки, которая вела к группе белых берез, выделявшихся при свете звезд на верхнем склоне горы. Она тихо окликнула Бэлиса и стояла, прислушиваясь. Ответа не было, и она вернулась в дом.

Медленно раздевшись, она долго лежала с открытыми глазами в темноте, прислушиваясь, не идет ли он, вздрагивая при каждом звуке в безмолвии их жилища. В доме было жутко и пустынно. Все тело Эльзы болело, как от какой-то физической пытки. Бэй… Бэлис… Кэрью… Его имя по частям срывалось с ее губ. Она без конца, опять и опять, переживала мучительное ощущение его поцелуев – того, который он дал ей в летний вечер, целую вечность тому назад, когда они поссорились из-за Лили Флетчер, – и теперь этого поцелуя, который он позволил себе потому, что, как он говорил, не было другого выхода. Неужели ее тело обратилось в камень под холодным деспотизмом разума?

После бесконечно долгого времени она услышала звук открывшейся двери на заднем крыльце и с остановившимся сердцем стала прислушиваться, следя, как он шел через кухню и через столовую в переднюю и там остановился. Затем он поднялся по лестнице и спокойно пошел по верхнему коридору, приближаясь к ее двери. Здесь он опять остановился, вероятно, чтобы прислушаться, спит ли она. О Бэлис Кэрью! В этот миг жизнь для Эльзы остановилась, исчезла в мгновенном забвении… Она вновь услышала его шаги, прозвучавшие по коридору в сторону его спальни. Кровь опять хлынула к ее сердцу, прерывая дыхание. Голод вновь стал терзать ее тело. Бэлис… Бэлис Кэрью!

Утро следующего дня было настоящим сверкающим каскадом ослепительно чистого света, падавшего с неба, как прозрачные алмазы. Вскоре после утреннего чая Бэлис поехал в Гэрли, и Эльзу, смотревшую, как он исчезал в холодной синеве, покрывавшей на западе поля, охватило тяжелое чувство одиночества. Через несколько часов, покончив с домашней уборкой, она оседлала Флету и поехала на юг, к Кэрью, навестить Хилдред.

Проезжая вязовой аллеей, она видела, что лужайка перед домом Кэрью была все еще зелена и свежа, но сад Хилдред, расположенный немного дальше, стал грязной чернеющей пустыней. В саду была, однако, сама Хилдред, в шерстяном платке на плечах, спокойно двинувшаяся ей навстречу по садовой дорожке. Эльза отдала свою лошадь одному из работников и направилась в сад.

– Я видела, как вы ехали, моя дорогая, – приветствовала ее Хилдред. – Мне понятно, что дома вам не сиделось в такой чудный день. Я сама чувствую необходимость в свежем воздухе. Пойдемте через сад к пруду.

Она взяла Эльзу под руку и немного устало склонилась к ней.

– Какой великолепный день! – сказала Эльза. – Я не могла устоять против искушения покататься на Флете.

– Я очень рада, что вы приехали. Я живу, замкнувшись в себе. Так было всегда, и, может быть, я перетягивала струну. Но в одиночестве мне лучше, чем с большинством из тех, с кем приходится жить и встречаться. Однако бывают дни, когда одиночество не дает того, чего от него ждешь. Очевидно, я сильно старею, моя дорогая.

Она вздохнула и нагнулась, чтобы поднять съежившуюся астру с усеянной листьями земли у своих ног.

– Вы слишком устали вчера вечером, – сказала Эльза. – Вы и мама сделали почти всю работу.

– Нет, нет, дитя мое, – возразила Хилдред. – Для чего и существуют старые девы, как не для того, чтобы делать грязную работу! Нет, дело не в этом…

– Значит… что-то произошло? – быстро спросила Эльза.

– Рано или поздно, дитя мое, – продолжала Хилдред, – вы узнаете, что быть Кэрью – нелегкая задача. Я именно от этого устала сегодня. Совсем измучилась!

Эльза посмотрела на нее. Куда исчез дикий, неукротимый дух, светившийся в ее глазах в прошлую ночь? Она нежно положила руку на тонкие хрупкие пальцы, сжимавшие ее локоть.

– Пустяки, пустяки! – поспешно воскликнула Хилдред. – Это не имеет к вам отношения и не может вас огорчить. – Она быстро оглянулась в сторону дома, как будто желая удостовериться, что они одни. – Тут была сцена между Майклом и Нелли, когда они вернулись ночью домой. Майкл вчера вечером исчез куда-то на полчаса, когда они были у вас. Нелли говорит, что он был не один, и я верю ей. Майкл отказался сказать, где он был, отказался вообще говорить об этом. Сегодня утром Нелли взяла детей и уехала к своей матери.

– Как? Она уехала? – изумленно спросила Эльза.

– Да, сразу после утреннего чая. Нелли и двое младших детей. Маленький Мики остался здесь – вы бы посмотрели на него! Это прелестный мальчуган с вьющимися волосами – настоящий Кэрью! Он стал прямо против Нелли, заложил за спину руки, высоко подняв голову, и заявил: «Я не поеду, мать! Мне не нравятся Блоки, они слишком грубые!». Можете себе это представить? Нелли – она ведь мягкосердечная дура – залилась слезами, но все-таки уехала, без Мики. Она уехала, проклиная весь этот дом. Жизнь ее здесь не принадлежала ей, муж тоже ей не принадлежал, а теперь и дети не принадлежат ей, и так далее в том же роде.

– И… вы думаете, она там и останется, у матери? – спросила Эльза.

– Ф-фу! Она вернется. Через два, самое большее три дня. Она уже пробовала это раньше, два раза. И возвращалась опять. Она всегда так делает. Видите ли, моя дорогая, женщины Кэрью бесповоротно влюбляются в своих мужей. Раз это случилось, кончено: для них надежд нет – для женщин, я хочу сказать.

Она повернула свое бледное лицо к Эльзе, и на мгновение прежний пламень вспыхнул в ее глазах.

– Я надеюсь, что у вас хватило смысла не влюбиться в Бэлиса Кэрью, – сухо заметила она.

Эльза отвернула лицо, чтобы скрыть свое смущение.

– Разве нельзя влюбиться без… – начала она неуверенным голосом, но Хилдред прервала ее:

– Без того, чтобы всю жизнь потом жалеть об этом? Может быть, некоторые женщины и могли так сделать… Но они не вышли замуж за Кэрью.

Они ходили по круговой дорожке между рядами оголенных цветочных гряд. Эльза вспомнила другой час, который она провела с Хилдред здесь летом, когда все так буйно цвело кругом. На настроении Хилдред, казалось, отразилась эта резкая перемена, происшедшая в ее саду.

– Очевидно, я становлюсь слишком стара, чтобы возиться с этим, – продолжала Хилдред. – Все это утомляет меня, во мне уже не осталось прежнего огня. Было время, когда я пыталась все сглаживать – ради семьи. Теперь мне почти безразлично, вернется Нелли или нет. Вернется, конечно.