Марта Остенсо - Шальные Кэрью

– Где… где он теперь?

– Валяется там в канаве. Немного погодя он придет в себя, отправится домой и проспится.

Вся дрожа, Эльза высвободилась из объятий Бэлиса.

– Этот выстрел, Бэй, – я буду слышать его всю мою жизнь, – произнесла она.

Он снова прижал ее к себе, обняв обеими руками, и она сидела неподвижно, глядя на восток, где туман поднялся и открыл серебристо-серое море осоки. Ей казалось, что оттуда доносятся тонкие таинственные звуки, еле слышные, похожие на отдаленный странный треск.

– Как ты себя чувствуешь теперь? – спросил он ее.

– Отведи меня домой, Бэй, – прошептала она. Он встал и помог ей подняться. Одно мгновение они стояли оба неподвижно под сиянием звезд. Она вдруг подняла руки, притянула к себе его голову и поцеловала. Он подхватил ее, и глубокая горячая волна залила все ее тело. Из глаз ее потекли слезы, и она чувствовала, как они увлажняют его щеки и губы.

– Отведи меня домой, Бэй, отведи меня домой, – прошептала она опять.

Она еле различала окружающее сквозь полуопущенные дрожащие ресницы, и дорога впереди казалась смутной полосой, неожиданными зигзагами вившейся все выше и выше в гору.

Весь день Эльза пребывала в каком-то священном кругу превыше всякого зла и печали. Когда бы она ни выходила во двор перед домом, она могла посмотреть вниз и увидеть Бэлиса, занятого осенней пахотой в поле к востоку. Она простаивала так по несколько минут, глядя, как очарованная, на смоченную дождем окрестность. Серый влажный воздух так нежно ласкал ей лицо и шею, что слезы настоящего блаженства подступали к ее глазам, и, когда она возвращалась опять в дом, все пело у нее внутри.

В середине дня Горхэм вернулся из Сендауэра. Увидев его едущим по дороге, пересекавшей Балку, Эльза рассеянно подумала о том, распространился ли уже кругом слух о столкновении Бэлиса с Нэтом Брэзеллом. Ее мысли обратились к Зинке. Провела ли она ночь у Фанни Ипсмиллер, как предполагала, или вернулась домой?

Горхэм въехал во двор, и Эльза направилась к сараю, где он распрягал лошадь.

– Хорошо провели время у сестры? – спросила она его.

– Прекрасно. Я предполагал вернуться домой раньше, но не всегда бывает легко вырваться, – сказал Горхэм с улыбкой. – А потом я еще задержался в городе на два-три часа… Вы слышали, должно быть, новость о Нэте Брэзелле?

Внезапная тревога охватила Эльзу при этом вопросе.

– Нет, Горхэм. Мы ничего не слышали. В чем дело? Горхэм быстро сплюнул в сторону.

– Кажется, было бы лучше, если бы я поменьше болтал. Да… во всяком случае, если вы ничего не слыхали, я думаю, пусть вам расскажет сам хозяин. Эта новость может взбудоражить вас.

– Что за вздор, Горхэм!

Ее голос прозвучал так тревожно, что работник вопросительно взглянул на нее. Она поторопилась изменить тон:

– Что тут может меня беспокоить, если только дело не касается моих? Говорите!

– О, нет, это не имеет никакого отношения к вашим родственникам. Это касается только Нэта Брэзелла. Он умер.

– Горхэм! Нэт Брэзелл умер? Горхэм еще раз выразительно сплюнул.

– Да… Он повесился ночью в своем коровнике. Эльза устремила невидящий взор мимо него на груду серых, синеватых и розовых облаков, разорванных дождем и мчавшихся почти над самой вершиной Горы. Нэт Брэзелл…

Горхэм, раз уже начал, готов был говорить без конца.

– Жена Нэта ночевала у Фанни Ипсмиллер. Нэт, говорят, последние два дня пьянствовал в городе. Во всяком случае, жена была в эту ночь у Фанни Ипсмиллер, и когда они обе пришли в дом утром, то нашли его там висящим на балке с веревкой на шее. Нильс влез наверх и срезал веревку, но ничего из этого не вышло. Должно быть, он почти всю ночь провисел уже мертвый. Так говорит доктор.

– А где его жена, Горхэм?

– Ее взяли домой, к отцу, на ту сторону Гэрли. Говорят, она чуть не помешалась от потрясения. От нее нельзя было добиться ни слова. Может быть, удалось бы что-нибудь выяснить, если бы можно было заставить ее говорить, но она не в состоянии ничего сказать, только плачет, как сумасшедшая.

Эльза чувствовала на себе взгляд Горхэма, устремленный на нее с тайным любопытством. Быть может, он знал больше, чем говорил. Ей хотелось знать, упоминалось ли в связи с этой трагедией имя Бэлиса. Вдруг дикое возмущение прорвало завесу ужаса, окутавшую ее мозг, когда она слушала рассказ Горхэма. Эта грязная трагедия ворвалась в ее жизнь как раз в час ее восторженного счастья. Она вся болезненно сжалась, пошла к дому, почти не видя лежавшей перед ней дорожки.

Скрываясь за чувством возмущения, ее одолевал в глубине души также отвратительный страх, что по тому или иному поводу имя Бэлиса Кэрью могло даже сейчас быть на устах тех, которые говорили о Нэте Брэзелле и Зинке, его жене. Даже сейчас тень колоритных Кэрью двигалась по земле, чтобы омрачить день ее сладостного счастья. Она инстинктивно отшатнулась, обороняясь от невидимого врага.

В эту минуту вернулся с поля Бэлис. Эльза смотрела на него через окно кухни, когда он стоял и разговаривал с Горхэмом. Она видела, как он снял шляпу и провел пальцами по волосам. Потом пожал плечами – жест Питера Кэрью, подумала она про себя – и направился по дорожке к дому.

Эльза встретила его в дверях. Он натянуто улыбнулся, приподнял рукой ее подбородок и поцеловал.

– Горхэм уже рассказал тебе? – произнес он.

Она заглянула ему прямо в глаза и снова подумала, как когда-то давно, что они были цвета темно-красного моха подо льдом. В них была теплота, скрытая глубоко внутри под твердой и блестящей поверхностью.

– Да, он сказал мне, – ответила она. – Я ждала тебя.

Его взгляд своей силой как бы приковал ее к месту.

– Ты не дашь этой истории испортить наши отношения? – сказал он затем. – Будет, конечно, как всегда, много разговоров…

Она покачала головой, улыбнулась и притянула к себе его лицо.

Как во сне проносились теплые дремотные дни октября, темные и влажные сумерки ноября и кристально-черные ночи декабря. Эльза чувствовала, что и она несется с ними в тумане блаженного, похожего на грезы счастья, вместе с Бэлисом, совершенно поддавшимся их волшебному очарованию. Она знала – как будто по слабым, едва проникавшим сквозь эти чары отголоскам, не нарушавшим ее покоя, – что жизнь вне их маленького дома на Горе продолжала идти обычным порядком.

О смерти Нэта Брэзелла уже почти перестали говорить. Только изредка рассказывали о ней какому-нибудь новому человеку в округе, когда он слушал всякие местные истории, сидя у огня в холодную ночь. Земля Брэзелла была продана, и, как говорили, Зинка и ее родные жили на вырученные деньги в сравнительной роскоши на южной окраине Гэрли. Жители Балки окопались против зимы, экономя где возможно и делая сбережения, чтобы посылать своих детей в школу тепло одетыми. Джо Трэси гостил три дня у Леона на ферме Бауэрсов. Эльза ездила туда и говорила с ним в один субботний вечер, когда и Риф приезжал из города и привез с собой к ужину Клэрис. Через несколько дней после того Джо опять уехал, и все говорили о том, какой у него был цветущий и преуспевающий вид, как он пел и играл, и какие рассказывал новые истории из своей жизни в Южной Дакоте. Соседки сделали подарки Лили Фосберг, когда та разрешилась от бремени, и Эльза послала ей через Клэрис шелковое одеяльце. Грэс Кэрью заблудилась, выйдя одна в окрестные поля в холодную дождливую ночь, и ее разыскали на старой тропинке, проходившей по восточному краю Балки. Один из молодых Филлипсов встретил ее там, возвращаясь домой от соседей, и привел в полночь в дом Кэрью. Майкл Кэрью ездил в Техас, и половина населения Сендауэра со всеми его окрестностями была в неописуемом возбуждении от привезенных им новостей.