Наталья Калинина - Паэлья от Синей Бороды

– Что ты купиль, кариньо? – словно угадав мои мысли, спросил муж.

– Сю-юрприз!

– Я хочу видеть! Это красивый?

– Ну-у, да! Тебе понравится, – пообещала я.

Антонио, держа на весу мокрые руки, повернулся ко мне и с детским нетерпением попытался заглянуть в пакет, который я держала в руке.

– Нет, Антонио! Это ты увидишь на мне!

– Хочу видеть!

– Хорошо! Я надену это к ужину. Сколько у меня есть времени?

– Полчаса, кариньо.

– Хорошо! Я приму душ, а потом приду к тебе сюда. Через полчаса.

Я поцеловала его в щеку и со смехом убежала к себе. Мое настроение скакало разухабившимся чертенком. Так бывало раньше, когда я собиралась совершить какую-нибудь милую проказу. Принимая душ и готовясь к великой сексуальной битве, я вылила на себя чуть ли не полфлакона ароматизированного геля для душа. Хочу, чтобы моя кожа благоухала ванилью.

После я распаковала покупки и натянула на себя лосины и мини-юбчонку. Проигнорировав бюстгальтер, надела нейлоновую рубашку прямо на голое тело. Вспомнив, что в юности рубашки завязывала узлом на животе, сейчас сделала то же самое. Новые сапожки – простите меня, Любовь Федоровна, я обещала вам не надевать купленную безвкусицу с ними, но это только сейчас. Не с кроссовками же, в самом деле… Затем сделала себе бешеный начес «привет восьмидесятым» и завязала всклокоченные волосы в хвост на боку. Как раньше, во времена моего дискотечного тинейджерства. Пластмассовое барахло в уши и не запястья. Агрессивные румяна «а-ля Дед Мороз» на скулы, жирные черные стрелки. Красотка! Подойдя к шкафу, я осмотрела себя в зеркальную дверцу и хихикнула. Шлюха шлюхой, прости господи. Но раз подобные игры разжигают у моего мужа необычный сексуальный аппетит, что ж.

– …Что это? – тихо спросил после долгой, ужасно долгой паузы Антонио, когда я в таком виде появилась перед ним на кухне.

– Это я, – пролепетала я, почему-то пятясь назад.

– Вижу. Что это? – небрежным брезгливым жестом указал он на мою блузку, и я, устыдившись, прикрыла руками грудь, неприлично просвечивающуюся сквозь нейлон.

– Тебе не нравится?

– Нет, – резко ответил муж и со звоном положил ложку, которую до этого держал в руке, на каменную столешницу кухонного столика. – Ты как… как пута!

«Пута» – проститутка, шлюха. Я и сама понимала, что выгляжу продажной девицей. Но услышать это от Антонио, которому нравился подобный стиль… В прошлый раз он заставил нарядиться меня ничуть не лучше, и была я для него в тот момент сексуальной красавицей.

– Антонио, тебе ведь нравится игра… Хотела сделать тебе подарок. Это – старая мода, я так одевалась, когда была девочкой, тогда все так одевались! И это было модно! Ты же говорил, что тебе нравится старая мода…

– Даш-ша, это мне не нравится, – категорично ответил он, вновь указывая на мой «наряд». – Когда мы играем, я даю тебе одежда. Ты не должен покупать.

– Да черт с тобой! – взорвалась я порохом. – Не будет больше игр! Думаешь, мне нравится одеваться в дряхлое тряпье, которое ты мне притаскиваешь?! Не знаю, где ты его купил, кто его до этого носил! Но запомни, я больше ни это, ни то дерьмо, что ты мне притаскиваешь, не надену! Я буду одеваться так, как нравится мне. Кончились игры! Финита ля комедия!

Антонио ошарашенно слушал меня, вряд ли понимая, что именно я кричу, однако общий смысл, кажется, понял:

– Кариньо, я не хотел делать тебе плохо. Даш-ша…

Он сделал ко мне шаг, вытягивая руки, чтобы обнять меня, но я увернулась и в запальчивости выкрикнула:

– Не трогай меня!

И убежала.

Закрывшись в ванной, я дала волю слезам. Впервые я плакала в этой жизнерадостной стране, в которой должна была быть счастлива, но неожиданно почувствовала себя несчастной, одинокой, чужой. К ужину я не вышла. И категорически отказалась мириться с Антонио, хоть он и приходил ко мне в комнату. Свернувшись на узком диване защитным калачиком, я притворилась спящей. Муж посидел рядом со мной, осторожно гладя по спине, но я даже не пошевелилась.

– Я люблю тебя, кариньо. Очень-очень люблю, – прошептал он мне на ухо, прежде чем выйти из комнаты.

Когда Антонио ушел, я открыла глаза и еще долго лежала без сна, чувствуя теперь уже свою вину перед ним. По-хорошему надо было бы встать, отправиться в спальню, залезть под одеяло к нему и, крепко-крепко обнимая, сказать на ухо тоже что-то теплое, трогательное, признательное. Но мне не хотелось обнимать его. И тем более признаваться в любви, которой я сейчас совершенно к нему не чувствовала. Мой мешочек будто опрокинулся, и высыпавшиеся из него монетки раскатились по полу. И не было сил собирать их и вновь складывать в мешочек. Потом. Когда-нибудь. При дневном свете, в котором все обиды тают.

Конечно, с Антонио мы помирились. Просто оба сделали вид, что не было того неприятного эпизода. Если не таить в сердце обид, то и жизнь кажется куда проще и светлее.

А жизнь моя и в самом деле стала будто светлее. Антонио был со мной ласков, нежен и внимателен, более того, он как-то умудрился выкроить несколько свободных дней, и у нас появилось время для совместных прогулок. Мы брали машину и ехали на побережье, где под шум волн с упоением целовались. Или просто, взявшись за руки, бродили по кромке у самой воды, рискуя намочить ноги. И Антонио каждый раз мне рассказывал что-нибудь интересное. В основном это были испанские сказки. Или истории, которые он придумывал на ходу – про море, которое сегодня сердится, потому что, наверное, видело плохой сон, про солнце, застенчиво выглядывающее из-за набежавшего облачка, как невеста – из-под фаты, про ветер, который где только не побывал и что только не видел. Он был чудесным рассказчиком – мой муж. Единственное, он не любил рассказывать о себе и своей семье. Все мои вопросы, касающиеся его жизни до нашей встречи, оставались без четких ответов. Да, Даша, жил я в Америке много лет. Что я там делал? Работал много, кариньо, очень много работал. Моя работа – это бизнес, Даша, тебе будет скучно, я лучше расскажу тебе вон про ту птицу… Моя семья? Моих родителей уже нет в живых, это грустная тема, кариньо, давай будем слушать море. Слышишь, что оно говорит тебе?.. Оно говорит: «Я тебя люблю».

Мой муж так и оставался для меня знакомым незнакомцем. Близким и одновременно далеким. Он словно подпускал меня до определенной черты, но дальше давал от ворот поворот.

– Ты много любил женщин, Антонио? – спросила я у него как-то.

– Много? – задумался он и решительно ответил: – Нет. Только одну. Любил и буду всегда любить одну. Тебя, Даша.

Ответ, который хотела бы услышать любая женщина. Но почему-то именно из-за этой проникновенности, с которой он произносился, не казался искренним. Впрочем, вопрос мой был глуп, как на него по-другому мог бы ответить мой муж? Без вариантов.