Салли Боумен - Секстет

Этот человек был предположительно ее братом – полиция пока не располагала точными сведениями. Кто-то сказал Колину, что он находился в невменяемом состоянии, и когда его извлекали из комнатушки, беспрерывно бормотал что-то о привидениях.

– Так, значит, он и был этим Джозефом Кингом? – спросил Колин у Томаса Корта, когда они сидели рядом в перерыве между допросами.

– Нет, – спокойно ответил Корт. – Он был ее медиумом, если можно так выразиться. Он убил того туриста в Глэсьер-парке. Это он разгромил мою квартиру, но, скорее всего, по ее указке. Колин, не вдавайтесь в подробности, они не имеют значения. Бог с ними. Просто расскажите полиции, что именно вы видели и слышали.

В комнате, где они сидели, свет был слишком ярким. На стене висели часы, на которые Колин не хотел смотреть. Его не покидало отчетливое ощущение, что они с Кортом находятся вне времени и пространства. Он чувствовал, что здесь он может задать Корту любой вопрос, и Корт ответит без обмана.

– Томас, теперь вы чувствуете себя свободным? – Колин участливо взглянул в бледное напряженное лицо. – Теперь, когда она мертва?

– Свободным? – Корт задумался, как будто понятие свободы было ему незнакомо. – Нет, на самом деле нет. Я надеялся, что так будет, но я никогда не смогу забыть ни этих записей, ни этих писем. Слишком часто я их читал и слушал.

– Я тоже немножко слышал. – Колин покраснел. – Той ночью, когда мы с Талией были у вас в квартире. Пленка все еще крутилась, а я не смог понять, как выключается магнитофон.

– Вот как?

– В конце концов я понял, что не могу больше этого слышать, и просто выдернул пленку.

– Значит, выдернули пленку? – По губам Корта скользнула мимолетная улыбка. – И тем не менее помните, что там было?

– Н-нет, не совсем. Сначала вроде помнил, но потом все забылось. Но ведь это была просто порнография.

– Просто порнография?

– Вся порнография одинакова. – Колин покраснел еще больше. – И скучна. Ненавижу подобные вещи. Это так гадко!

– Дорога излишеств ведет ко дворцу мудрости.

– Что?

– Уильям Блейк. – Корт вздохнул. – Это была одна из любимых цитат Джозефа Кинга. Он вообще любил цитаты. – Он повернулся и устремил на Колина спокойный, усталый и теплый взгляд. – Как хорошо я сделал, что взял вас к себе на работу.

– Не понимаю, что тут хорошего. – Колин опустил голову. – С самого начала от меня было не много пользы. Я не смог найти вам Уайльдфелл-Холл. Я не сказал ни единого путного слова, кроме слова «но». А сегодня я пытался разумными доводами убедить безумную женщину. Я все время говорил ей «пожалуйста» и «не делайте этого». Ничего более жалкого нельзя было придумать.

– Я с вами не согласен. – Корт нахмурился. – Я слышал, что вы говорили, когда поднимался по лестнице. Я знал, что это не поможет, но дело не в этом. Чистому сердцем все представляются чистыми, вот что я успел о вас подумать. Кроме того, я думаю, что какое-то действие ваши слова все-таки оказали. В конце концов, может быть, она не убила Джонатана и не прыгнула вниз именно потому, что вы с ней говорили. Вы употребили слово «гадко». Давно уже я не слышал, чтобы его употребляли так точно. – Он на мгновение коснулся руки Колина. – Вы очень хороший менеджер по выездным съемкам, Колин. Больше Корт ничего не сказал. После того, как Колин дал показания, он больше не видел Корта. Он вернулся в квартиру Эмили в состоянии неестественного спокойствия. Там его ждали Линдсей и Роуленд. Ник Хикс, к его невероятному облегчению, уже ушел. Фробишер сообщила Колину, что Эмили уложили в постель, и теперь она спит. Несколько успокоенный, Генри Фокс ушел домой, а три почтенные дамы как раз собирались уходить. Они полагали, что должны были непременно дождаться возвращения Колина.

Оставшись с Линдсей и Роулендом, Колин понял, что он должен сделать.

– Роуленд, могу я с тобой поговорить? – спросил он.

Линдсей медленно встала. Лицо ее помертвело. Колин боялся, что она попытается протестовать, но, по-видимому, его спокойный, уверенный тон лишил ее такой возможности. Она взглянула на одного мужчину, потом на другого и поспешно вышла, сказав, что ей надо взять пальто.

За ней закрылась дверь. Колин разглядывал друга, словно смотрел на него издалека. Было видно, что Роуленд смущен. Он отводил глаза, и это удивило Колина. Он не ощущал ни гнева, ни ревности. Он был просто спокоен.

– Роуленд, я должен сказать это сейчас, – тихим голосом заговорил он. – Неопределенности на сегодня достаточно.

– Не стану спорить.

– Я ничего не замечал до тех пор, пока не увидел вас в той комнате для гостей. – Колин вздохнул. – Тебе это может показаться глупостью, но это не так. Понимаешь, я был так счастлив, что ничего не видел, кроме своего счастья. Думаю, причина в этом.

– Колин, не могу выразить, как я сожалею. Я хочу объяснить… Я виноват.

– Роуленд, ты мой друг. – Колин помолчал. – У тебя было три года, и за это время ты мог предпринять любые шаги, но ничего не делал. Скажи мне, почему? Дело в ее возрасте? Чего ты ждал? Или не мог разобраться в собственных чувствах?

– Колин, я не был в нее влюблен. Я смотрел на нее как на друга, на коллегу. Я шел к любви постепенно, а раньше со мной ничего такого не случалось. Я очень боялся совершить ошибку и причинить ей боль. И в ее чувствах я тоже не был уверен. Колин, прости, я не могу об этом говорить.

– А когда все изменилось? В Оксфорде?

– Нет, раньше. Наверное, когда она поговорила с тобой по телефону, в Йоркшире, а может быть, еще раньше. Я думал о ней в Шотландии. Колин, я не знаю.

– Роуленд, ты не сможешь сделать ее счастливой. – Колин бросил на него тревожный взгляд. – Я думаю, что она была бы несчастлива с тобой. Если бы я мог поверить, что ты можешь дать ей счастье, я сам ушел бы с дороги, поверь. Я удалился бы со сцены и стал бы в одиночестве зализывать раны. Наверное, сначала я бы тебя возненавидел, но потом это прошло бы. – Он помолчал, глядя на расстроенное лицо Роуленда невинными голубыми глазами. – Именно так бы я и поступил. Видишь ли, я ее очень люблю.

– Вижу. – Лицо Роуленда стало жестким. – И теперь я должен вести себя столь же благородно. В этом заключается твоя идея?

– Это не благородство, это здравый смысл.

– С каких это пор здравый смысл стал иметь отношение к любви?

– Он должен иметь. – Взгляд Колина тоже утратил мягкость. – Роуленд, я прошу тебя уйти с дороги. Если ты этого не сделаешь, я буду сражаться с тобой любым оружием, какое только окажется в моем распоряжении. Но тогда нашей дружбе придет конец, а мне хотелось бы этого избежать.

Некоторое время они оба молчали, потом Роуленд махнул рукой и отвернулся.

– В любом случае твоя просьба излишня, это мне сегодня ясно дала понять Линдсей, – проговорил он медленно, словно нехотя.