Вайолет Винспер - Горек мёд

— Ну, — рассмеялась Домини, — это крайне оригинальный способ приводить в дом невесту… но должна признать, что он вполне соответствует твоим пиратским наклонностям.

Эхо в пещере повторило и ее слова, и его ответный смех. Когда они шли по каменному туннелю, следуя за снопом света от фонаря, Домини взглянула на Поля. Необычный, непредсказуемый, ухмыляется почти как мальчишка… ну, почти, как мальчишка; глаза его больше не прятались за темными стеклами очков и, встретив ее взгляд, засияли расплавленным ЗОЛОТОМ.

— Замечаешь, подъем? — спросил он. — Скоро мы достигнем двери, за которой начинаются ступени, ведущие к саду. Этот тайный ход нравится тебе, да?

— Да, — согласилась Домини с улыбкой. — Ты же знаешь, я неисправимый романтик.

— Это характерно для британцев. — Он пожал плечами — таким непривычным для Домини жестом — и через несколько минут свет фонаря выхватил из темноты овальную деревянную дверь, распахнувшуюся на неровные каменные ступени, поднимающиеся круто вверх. — Будь, пожалуйста, поосторожнее, — предупредил ее Поль. — Древние камни кое-где осыпаются — имей это в виду! — Он подхватил ее, когда Домини споткнулась, и на мгновение она прижалась к твердому и теплому телу мужа. У нее перехватило дыхание, она подумала, что он не удержится от поцелуя, но Поль сразу отпустил ее, и она пошла впереди, стараясь не торопиться.

Он молча следовал за ней, из-под арки, увитой диким виноградом, на дорожку, что вела через сад, разбитый на поднимающихся вверх террасах. Кипарисы — изумрудно-зеленые и золотые — высились над зарослями вистарии и утренней красавицы. Олеандры развесили свои розовые колокольчики в солнечных лучах. В прохладно-зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали.

— Другой стороной дом выходит на сосновый лес, — сообщил Поль и, наклонившись, сорвал кисточку душистых цветов жасмина и непринужденным жестом вдел ее в волосы Домини. Похожие на звездочки лепестки моментально пристали к медовым волосам, как конфетти, и аромат жасмина заполнил ее ноздри. Это был жест язычника, венчание ее цветком любви в саду, словно повисшем высоко над морем. Будто он без слов сказал ей, что этой ночью она впервые останется с ним наедине в его доме.

Дом на Орлином утесе, изолированный от остального мира, как показалось девушке, прибывшей в него в роли молодой жены, имел совершенно особую атмосферу мрачноватой тайны.

Его стены казались нежно-золотыми, а чистотой линий он напоминал греческие храмы с многочисленными ступенями, которые вели к широкой piazza, [11] Терраса (греч.). похожей на гостиную под открытым небом. Обставлена она была глубокими креслами и шезлонгами, невысокими столиками и огромными каменными кадками, в которых пышно цвели вьющиеся растения. Домини заглянула за парапет — перед ней разверзлась бездна, глубокая, как человеческая глупость, дальше видны были только море и скалы.

Она, чуть слышно охнув, отпрянула назад, обернулась к Полю и услышала, как он сказал:

— Пойдем, — он протянул загорелую руку, — разреши показать тебе дом изнутри.

Домини пошла к нему, немного напуганная головокружительной пропастью, позволила взять за руку и ввести в дом через раздвигающиеся стеклянные двери.

— Это salotto, [12] Зал, гостиная (греч.). — он показал большую жилую комнату с огромным круглым диваном и креслами под стать ему, венецианскими зеркалами с витыми рамами, украшенными резьбой, шкафами и гигантской медной люстрой, которую с помощью цепей можно опустить, чтобы зажечь затейливой формы масляные лампы. Потом люстра снова поднималась. Она была очень старомодной, и не избежала участи понравиться Домини, так любившей старину и имевшей романтические наклонности.

— Тебе нравится tzaki, верно? — Поль показал на огромный каменный камин и приготовленные сосновые поленья в корзине из витого железа. — По вечерам здесь становится прохладно, а англичане любят уютный огонь, пылающий в камине, да?

Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. Поль вдруг показался ей еще в большей степени незнакомым иностранцем. Поспешно кивнув в ответ, Домини зачарованно смотрела в другой конец комнаты, где полукруглые ступени вели на платформу, на которой стояло пианино. Оно блестело, светилось темной полировкой и казалось прекрасным! У Домини заблестели глаза. Игра на пианино одно из ее увлечений, Домини превосходно играла и чувствовала музыку, хотя и не профессионально. Дядя любил слушать, как она играла на сильно расстроенном старом инструменте в Фэрдейне.

— Оно тебе нравится, Домини? — тихо спросил Поль.

Она кивнула, ей страшно хотелось сесть на стульчик с мягким сиденьем и откинуть блестящую крышку, под которой прятался целый мир, в котором так легко можно затеряться.

— Оно твое, — сказал Поль.

— Мое? — Она неуверенно повернулась к нему.

— Инструмент доставлен из Афин три недели назад, — с улыбкой сообщил он. Платформа когда-то использовалась дедом для внушительного письменного стола. Комната была кабинетом, а при мне она превратилась в salotto. Люстру я перенес из холла, шкафы извлечены из всех углов дома и отполированы так, что стала видна красота дерева, коврики из медвежьих шкур при моей мачехе валялись в чулане. Но тебе, должно быть, это неинтересно!

— Наоборот, Поль — она застенчиво коснулась его руки и почувствовала упругие темные волосы, в которых запутался ремешок его часов. — Комната великолепна. Скажи мне, Поль, что за слова вырезаны на каменном фризе tzaki?

— Ты начинаешь выговаривать греческие слова с хорошим, четким акцентом, одобрил он. — Эти слова? — Он подошел к камину, и она наблюдала, как он провел пальцем по буквам греческого девиза. — «Сражайся с властью тьмы, как сражался Аполлон» — перевел Поль тихим, почти безразличным голосом.

— Да, конечно, Аполлон — бог света, — пробормотала Домини и подумала о том, что Поль не способен переносить яркий свет и золото греческого солнца, хотя и любил ощущать его тепло кожей. Они подолгу загорали на пляже в нескольких милях от Афин, и он, как огромный коричневый кот, вытягивался в одних плавках лицом вниз на песке. Язычник, поклоняющийся солнцу, которое вонзало ножи в его глаза, если он не прятал их за темными стеклами. Домини понимала, что это как-то связано с перенесенным ранением — она не знала, каким образом он получил его, — и оставившем страшный зигзаг на его виске.

— Когда я увижу твою сводную сестру? — поинтересовалась она, зная из того немногого, о чем Поль позволил себе рассказать, что он сильно привязан к девочке, хотя и не ладил с ее матерью. Его мать умерла, когда ему исполнилось четыре года, а младший брат был совсем младенцем. Через несколько лет отец женился снова, и появилась Кара. Брак не был счастливым. Отец Поля умер от инфаркта случившегося с ним у штурвала гоночной яхты в Ионическом море. Его жена была на борту вместе с ним, она погибла, когда яхта, управляемая рукой мертвого, затонула.