Сесиль фон Зигесар - Вы в восторге от меня

Привет, народ!

Добро пожаловать в мир Верхнего Ист-Сайда Нью-Йорка, где живем-поживаем я и мои друзья. У нас огромные роскошные квартиры. Мы учимся в самых привилегированных школах города, хотя сами далеки от идеала. Но компенсируем свои недостатки потрясающим вкусом и красивой жизнью.

Сейчас осень. Приближается зима, мое самое любимое время года. Пока снег еще не выпал, мальчишки гоняют мяч в Центральном парке. С деревьев падают листья и запутываются в их шевелюрах. Щеки у них раскраснелись. Они неотразимы!

Еще осень — пора, когда опустошаются наши кредитные карточки. На что же мы спускаем свои денежки? — спросите вы. На очередную пару сапожек, на колготки в сеточку, на короткие шерстяные юбки и теплые кашемировые кофточки. Предзимний воздух искрится и сияет: и мы тоже хотим сиять.

Увы, но осень еще и пора подачи документов в университеты и колледжи. Наши предки предпочитают только старейшие университеты Новой Англии. С детства нам вбивают в головы, что мы — самый цвет на Восточном побережье, интеллектуальная элита. Какие глупости!

Традиции давят, конечно, но лично я сопротивляюсь изо всех сил. Нет уж, мы сами решим, чего хотим и как этого добиться. Я знаю и других девчонок, которые не позволяют своим родителям промывать себе мозги.

В настоящий момент Б выбирает себе солнечные очки от Гуччи в магазине на Пятой авеню. Она пришла сюда со своим отцом. Тот не может решить, то ли купить очки с розовыми стеклами, то ли с голубыми. В результате покупают и те, и другие. Господи, отец Б совершенно «поголубел»!

Н с друзьями просматривает в книжном магазине на углу 86-й и Лексингтон-стрит «Путеводитель по колледжам». С сидит в салоне «Аведа» с косметической маской на лице. Д задумчиво наблюдает за конькобежцами в Рокфеллер-центре и что-то записывает в свой черный блокнот. Б коптится в солярии в салоне «Сестры Джей».

Она готовится к важному событию в своей жизни…

Она думала об этом с самого начала осени, когда в городе снова появился Н. Но потом на горизонте замаячила С, и у Н стали разбегаться глаза. И тогда Б решила наказать его и потянуть время. И теперь, когда С переметнулась к Д, Н поклялся в верности Б. И Б решила: пора. Кому охота поступать в колледж девственницей?

Я буду внимательно следить за ней.

Вы в восторге от меня, не так ли?

СПЛЕТНИЦА

— За тебя, дорогая Блэр! — Мистер Гаролд Уолдорф, эсквайр, поднял бокал с шампанским и чокнулся с дочерью. — Ты все равно моя маленькая девочка, хоть и напялила на себя эти кожаные штаны и обзавелась крутым парнем.

Мистер Уолдорф, Блэр и Нейт сидели в маленьком ресторанчике «Жираф». Здешняя кухня изысканна, а официанты говорят по-французски.

Блэр Уолдорф протянула руку под стол и ущипнула Нейта за коленку. Они ужинали при свечах, и это возбуждало. «Знал бы милый папочка, куда мы намылились после ужина», — подумала Блэр с ехидцей и отхлебнула шампанского.

— Спасибо, папочка, — поблагодарила она. — Спасибо, что проделал такой путь, чтобы повидаться со мной.

Мистер Уолдорф поставил бокал на стол и промокнул губы салфеткой. Его ногти были идеально ухожены.

— О нет, дорогая, я приехал сюда не только ради этого. Я намерен показать себя. — И он кокетливо склонил набок голову и сжал губки, словно модель на фотосессии. — Не правда ли, я неотразим?

Блэр еще сильнее впилась ногтями в колено Нейта.

Ее отец действительно выглядел классно. Скинул килограммов десять, загорел и вообще в роскошных французских тряпках выглядел счастливым и беззаботным. Блэр была рада, что он приехал один, оставив своего дружка в его шато во Франции. Она еще не была готова к его новому образу жизни, тем более лицезреть, как отец милуется на людях с другим мужчиной.

Она взяла меню:

— Будем заказывать?

— Мне только бифштекс, — сказал Нейт. Он не хотел нагружаться ужином. У них с Блэр были дела поважнее. Хотя общаться с «заголубевшим» отцом Блэр довольно забавно…

— Мне тоже только бифштекс, — вздохнула Блэр и закрыла меню.

Ей и вовсе не хотелось есть. К тому же сексом лучше заниматься на голодный желудок. Особенно сегодня. Нейт поклялся, что порвал с Сереной Вудсен, одноклассницей и бывшей подружкой Блэр. Теперь он целиком и полностью принадлежит ей. И уже не важно, что подадут на ужин: телячьи мозги, бифштекс или мидии — лишь бы поскорее отсюда смыться… Сегодня она наконец лишится девственности! Так она решила.

— Тогда я тоже буду только бифштекс, — сказал мистер Уолдорф и обратился к официанту на прекрасном французском: — Trois steak au poivre. И порекомендуйте мне вашего парикмахера. У вас изумительная стрижка.

Блэр почувствовала, как щеки ее залила краска. Она взяла из плетеной корзинки на столе хлебную палочку и начала нервно ею хрустеть. Как он изменился за эти девять месяцев! Голос, манеры… Она все еще помнила отца другим: в строгом костюме, всегда безупречно аккуратный и педантичный, как все адвокаты. Теперь же эти выщипанные брови, сиреневая рубашка, носки в тон… Он стал вычурным и вульгарным. Как это грустно! А ведь он ее отец.

В прошлом году он сбежал от них во Францию с другим мужчиной, потом мать подала на развод, и об этой истории заговорил весь город. Стоит только попасться на язычок! Теперь слухи поутихли, и мистер Уолдорф решил, что может спокойно появиться в городе. Но у людей глаз наметанный. От них ничего не ускользнет.

— Ты посмотри, какие у него носки, — услышала Блэр, как одна престарелая леди обратилась к своему скучающему мужу. — Розовые с голубым!

— У этого парня куриные мозги, — шепнул известный адвокат своей жене. — Он что, воображает себя Брэдом Питтом?

— И все-таки у него фигура лучше, чем у его бывшей, — хмыкнув, сказал официант официанту.

Обменялись замечаниями, называется. Ага, им весело. Но Блэр было не до смеха. Она рада за отца, наконец он обрел свое счастье. Но зачем же выставлять себя на посмешище?

Блэр посмотрела в окно: в вечернем ноябрьском воздухе мигали огни фонарей, на крышах фешенебельных домов из труб валил уютный дымок.

Подали салаты.

— Значит, будешь поступать в Йельский? — спросил отец, протыкая вилкой эндивий зимний. — Сердце твое тянется к моей альма-матер. Верно, доченька?

Блэр отложила вилку и откинулась на спинку стула, сверля отца своими прелестными голубыми глазками.

— А куда же! — сказала она тоном, будто Йельский — единственный университет на планете.