Изабель Вульф - Тревоги Тиффани Тротт

– …Да?

– …как я рад, что познакомился с вами. Ух ты!

– И я подумал, не захотите ли вы пойти со мной в театр?

– Да! – сказала я. – Да! Да! Да! В любое время. Что, если сегодня?

На самом деле ничего такого я не сказала.

– О, ну… м-м… да, это было бы неплохо, – сказала я.

– Вы свободны в субботу?

– О, боюсь, что нет. Я собираюсь в Йоркшир на свадьбу.

– Тогда, может, в следующую среду?

– Пожалуй, да. Только взгляну сейчас в свой ежедневник. Да, хорошо, в среду.

– Вы можете сами выбрать пьесу.

– Хорошо, – обрадовалась я. – Я бы хотела посмотреть «Школу жен».

– Какие чудесные нарциссы! – сказала я Нику, когда мы ехали на свадьбу к Джонатану в поезде, отправившемся с Кингз-Кросс в девять тридцать.

– Да, – согласился он, глядя в окно.

Цветы росли вдоль железнодорожного полотна, они кланялись и качали головками с вордсвордской порывистостью, в то время как мы проезжали через сельские просторы Харфордшира. Мы выехали вовремя, и в нашем распоряжении было почти три часа на путешествие до Йорка.

– Надеюсь, Джонатан не забыл, что он должен говорить в церкви, – сказал Ник со смехом.

– Если что, Сара ему подскажет, – отозвалась я, когда поезд подошел к Стивнейдж, нашей первой остановке.

– Ты помнишь, где там церковь? – спросил Ник.

– Не помню. А ты?

– Нет. У меня с собой только приглашение.

– У меня тоже. Но все будет в порядке, – заверила я его. Дверь вагона со стуком захлопнулась, и поезд двинулся в Питерборо. – Венчание в церкви Святой Марии в Уэстоу. Это, наверное, где-то недалеко от города, потому что на почтовом адресе значится только Йорк. Так что на такси это не займет больше десяти минут. Начало церемонии в двенадцать, поезд приходит в одиннадцать тридцать – мы доберемся туда самое позднее без четверти двенадцать.

– Отлично, – сказал он. – Мне нравится твое платье, Тиффани.

– Спасибо. Ты и сам отлично выглядишь.

Видите ли, Ник был в визитке, полосатых серо-черных брюках и в цилиндре. В общем, при полном параде. Ведь он ехал на свадебную церемонию. А там недопустимы никакие пиджаки – только фраки и брюки в полоску.

Я провела рукой по подолу моего платья от Джаспера Конрана из светло-зеленого швейцарского джерси – оно прекрасно на мне сидело и подчеркивало все изгибы фигуры. Чтобы надеть его, пришлось морить себя голодом целую неделю. А еще я надела большую темно-синюю соломенную шляпу от Филлипа Триси и накинула на плечи бархатную шаль бирюзового цвета.

Я мечтала о Патрике, а Ник снова пустился в воспоминания о счастливых днях в Даунингхэме.

– А помнишь, как Стьювисент взорвал лабораторию? – спросил он с сентиментальным вздохом.

– Да, – ответила я рассеянно, – помню.

– Вот была потеха. Но не очень-то было смешно, когда Бенсон принес автомат Калашникова и… ох! А почему мы не едем?

Поезд стоял у платформы. Он уже давно остановился. Ник взглянул на часы.

– Мы торчим здесь уже пятнадцать минут. Мы были где-то у Донкастера. Я взглянула на свои часы: десять пятьдесят. Вдруг раздался щелчок, радио ожило, и мы услышали извинения за «небольшую задержку».

– Возможно, нарциссы на линии, – предположил Ник. – Повезло нам, ничего не скажешь.

– Не беспокойся, – сказала я. – Все будет хорошо.

Хотя, если честно, я тоже немного волновалась. Неудобно опаздывать на свадьбу – вообще-то даже непростительно; нам придется побегать, когда мы приедем в Йорк. Двадцать минут спустя поезд все еще стоял, и уровень моего беспокойства подскочил до высоты Гималаев. Я достала из сумки свое вышивание, чтобы хоть как-то успокоиться. Только я закончила маленький листик, как поезд дернулся, пришел в движение и медленно двинулся вперед. На часах было четверть двенадцатого. Мы повеселели. Прекрасно.

– Все будет хорошо, – сказал Ник.

В одиннадцать сорок две мы прибыли в Йорк. К этому времени нам уже следовало сидеть на церковной скамье, уткнувшись в Псалтыри! Мы распахнули дверь, бегом пересекли платформу, выбежали на улицу и стали искать стоянку такси. О боже, боже, какой длинный хвост! Оставалось только одно – влезть без очереди.

– Послушайте, – обратилась я к женщине, стоявшей первой. – Я очень прошу меня извинить, но, понимаете, мы едем на свадьбу и ужасно, ужасно опаздываем, вы даже не представляете как, я знаю, с нашей стороны это ужасно невежливо, и, возможно, вы сочтете, что у нас, отвратительных южан, плохие манеры, но, понимаете, служба начинается в двенадцать часов и… о, спасибо, спасибо, огромное вам спасибо, вы так добры, – лепетала я.

– В церковь Святой Марии, пожалуйста, – сказал Ник, задыхаясь.

– В которую? – спросил шофер.

– В Уэстоу, – пояснил он.

Шофер сделал большие глаза:

– В Уэстоу? Это довольно далеко.

– Далеко?

– Двадцать пять миль, – сказал он, когда мы тронулись с места.

Двадцать пять миль! Это займет самое меньшее полчаса. Возможно, больше.

– Пожалуйста, побыстрее, – попросила я водителя. – Но осторожно, конечно, в пределах разумного, чтобы не превысить скорость. Мы опаздываем на свадьбу.

– Я не знал, что это так далеко, – опешил Ник.

– Я тоже.

– Это полностью моя вина, Тиффани, – сказал он галантно. – Я должен был изучить это направление. Я полностью беру ответственность на себя.

– Нет, нет, я тоже виновата! – воскликнула я. – Я должна была сама об этом позаботиться.

И тут я вспомнила кой о чем еще, о чем мне следовало позаботиться. Я не завернула подарок. Он лежал в моей сумке – алебастровая лампа из «Хилз». [105]Я достала ее и попыталась завернуть, но в автомобиле, на ходу, это было невозможно. Сделаю это в церкви, решила я. Мы мчались вдоль полей, едва покрывшихся зеленью, в перекрестных штрихах каменных оград; по обочинам извилистой дороги торчали пучки первоцвета, на полях паслись овцы. Наконец мы приехали в Уэстоу.

Машина скрипнула тормозами у церкви в то самое время, когда Сара с отцом поднимались по ступеням; ветер раздувал ее вуаль.

– О господи, она уже там. Быстро!

Заплатив шоферу, мы ринулись к церковной двери. Все собравшиеся стоя встречали вход невесты в церковь. Мы с Ником подождали, пока она проследовала к алтарю, а затем стали пробираться на свободные места.

– Извините, – бормотали мы сдавленным шепотом, в то время как четверо гостей, давая нам пройти, елозили прекрасно драпированными задами по полированной деревянной скамье. – Простите!

– Возлюбленные чада мои, – возглашал викарий, – представшие… пред Богом… узы священного брака…

Я оглядела церковь. Она была битком набита разодетой публикой. Изобилие фраков, дорогих нарядов и дамских шляп – господи, поля у них такие острые, что можно порезаться. Вдруг зазвучал орган, и все с необычайным воодушевлением запели первый гимн: «Я даю клятву тебе, моя страна», что дало мне возможность изучить платье Сары. Оно было из чесучового шелка цвета слоновой кости, с длинными рукавами, высоким воротом и двумя рядами пуговок сверху донизу. Затянутая талия, расширяющаяся книзу юбка с огромным мягким бантом у основания спины. Платье было великолепным. Может быть, подумала я, на мне будет нечто подобное, когда я буду выходить замуж за Патрика, чьим лицом я, естественно, заменила лицо Джонатана.