Галина Врублевская - Вальс одиноких

Бузыкин тем временем уже подбирался к предполагаемой невесте. Он похвалил ее нарядный шарфик. Затем спросил, какое вино она предпочитает. Тамара Константиновна указала на графин с соком. Бузыкин решил сократить дистанцию с новой знакомой. Он разлил по стаканам ярко-оранжевый апельсиновый сок и предложил:

– Давайте, милая Тамара Константиновна, выпьем на брудершафт, перейдем на рельсы приватного общения.

Они переплели руки и опорожнили стаканы. Тамара Константиновна с любопытством ждала, что будет дальше. Она чувствовала в тоне кавалера какую-то фальшь, но не препятствовала его саморазоблачению. Ей хотелось понять, почему тот ее раздражает. Бузыкин разоткровенничался:

– Понимаешь, Тамарочка, я немолод, но еще ориентируюсь в лабиринтах российского бизнеса. А ты как думаешь, сколько мне лет?

– Сорок пять, – то ли польстила, то ли съязвила «невеста».

– Вы правы, – как обычно, мешая «ты» и «вы», согласился Бузыкин, – дело не в возрасте. Диалектика жизни – штука сложная. Для кого-то ты мальчик, для другого – древний муж. А скажи, Томочка, в твоей квартире есть балкон?

– Балкон? – удивилась скачку его мыслей Тамара Константиновна. – Нет, балкона у меня нет, Георгий Андронович.

– Просто Георгий.

– Нет балкона, просто Георгий.

– А у меня есть балкон! Знаете, как чудесно ранним утром распахнуть дверь, взлететь над городом. Розовые сполохи еще только-только…

– Да вы поэт, Георгий!

– Увы, Томочка. Но поэзию я чту. Вам знакомы эти строки Брюсова?

– С приветом и упреком, – механически поправила Тамара Константиновна, будто перед ней был студент, а не поклонник в летах.

– Не понял?.. – растерялся и замолчал Бузыкин. Он привык, что это стихотворение всегда сражало Дамочек наповал, но с годами начал его подзабывать.

– Вы сказали «с приветом ненароком», а у Брюсова – «с приветом и упреком».

– А-а, – облегченно выдохнул Бузыкин. – Я подумал, что вы хотите упрекнуть меня в чем-то.

– Нет-нет. Вы безупречны, Георгий!

Тамаре Константиновне было шестьдесят, а не шестнадцать. Она знала цену и словам, и стихам, а главное – давно умела угадывать подтекст. Тамара Полуэктова, доктор наук и автор философских эссе, синхронно переводила значения цветистых фраз, изрекаемых Бузыкиным: «Я – важный, я – умный, я – необыкновенный. Однако в быту я слаб, беспомощен и одинок. Мне нужна женщина, которая захочет бескорыстно служить такому великому человеку, как я!» При этом Бузыкина не интересовали ни личность предполагаемой жрицы, ни ее собственные проблемы и трудности. Тамара Константиновна слегка утомилась от излившегося на нее потока красноречия. Однако, к ее счастью, Бузыкин часто вставал из-за стола и, извинившись, уходил в туалет.

Иветта испытывала приятное возбуждение: не часто ей доводилось бывать в центре внимания. Настроение постепенно выравнивалось. Еще утром сверлила грустная мысль: пятьдесят, уже пятьдесят! Но сейчас она посмотрела на возраст по-новому. Да, ее молодость прошла без радости. Рядом был нелюбимый муж, без причины ее оскорбляющий, чужой, по сути, человек. И вообще, те годы выдались сложные, приходилось крутиться как белка в колесе: маленькие дети, работа, домашнее хозяйство. Другое дело нынче! Дети выросли, встали на ноги. Уж сколько ей беспокойства доставлял сын, да и тот выправился, имеет свое дело, матери помогает. Сережка поймал взгляд матери и ободряюще улыбнулся. Анечка тоже радовала. На работе – первый человек, и личная жизнь, слава богу, налаживается. Алексей на нее не надышится, вон как заботливо подкладывает то одно, то другое блюдо. И что особенно согревало душу, Анна стала мягче, приветливее, старалась помочь даже в мелочах. А на сегодняшнем торжестве постоянно выбегала из-за стола, чтобы помочь кухаркам отыскать ту или иную кухонную мелочь.

Знала бы Иветта, чем вызвана эта расторопность! Анна умирала от прежде незнакомого ей чувства ревности. Она смирилась, что Глеб встречается с Иветтой в ее отсутствие, но видеть сияющую пару было выше ее сил. Поэтому Анна и старалась воспользоваться любым предлогом, чтобы выскользнуть из-за стола. Атмосфера праздника становилась все более непринужденной. Гости тоже начали вставать с мест, слонялись по комнате, присаживаясь друг к другу.

Иветта посмотрела в сторону Бузыкина и Тамары Константиновны: сладится ли у них? Как автор разыгрывавшейся пьесы, она желала счастливого финала. Улучив момент, когда приятельница осталась одна, Иветта подсела к ней:

– Ну, как вам наш Бузыкин?

– Иветта Николаевна, спасибо за доброе намерение, но больше благодарить, к сожалению, не за что. Это абсолютно пустой, напыщенный человек, псевдоинтеллигент.

– Не может быть! – вскинулась Иветта. – Характер у Бузыкина, согласна, своеобразный, но отказать ему в эрудиции нельзя. Он неплохо знает поэзию, я думала, что вы найдете общий язык.

– Иветта Николаевна, дорогая, нам ли с вами не знать, чем отличается эрудированный человек от интеллигентного!

– И чем же?

– Эрудит берет за правило не замечать людей, перед которыми разглагольствует. Но человек интеллигентный всегда открыт собеседнику. Он слышит другого, чувствует его потребности, проникается ими. В институте этому не учат. Посмотрите вокруг! Сколько образованцев сметают с дороги всех, стоящих у них на пути.

Иветта мысленно согласилась с приятельницей: Бузыкин – эгоист отменный. Однако эгоисты тоже находят себе пару! Но хотя сватовство распалось, Иветта решила не огорчаться. Сегодня ее праздник, все остальное – пустяки, пopa переключаться на других гостей.

Хозяйственные хлопоты ее почти не затронули. Все рутинные работы выполнялись приглашенными работницами, но за ними только глаз да глаз! Выставили не тот сервиз, плохо почистили серебро, забыли про собственноручно испеченный Иветтой пирог. Вон он, так и стоит на телевизоре, прикрытый чистым полотенцем. Иветта водрузила пирог на стол, отнесла полотенце на кухню. Здесь углядела новый беспорядок: оставленная на подоконнике миска с селедочными потрохами источала резкую вонь. Иветта, привыкшая сразу выносить отходы, немедленно взяла миску и, удерживая в протянутых руках подальше от нарядного платья, понесла на лестницу. Чтобы добраться до мусорного бачка, пришлось спуститься на лестничный марш, обойдя куривших у квартиры гостей. И тут что-то в общем шуме ее насторожило.

Звуки, доносящиеся и с верхней, и с нижней площадок между этажами, сталкивались и поглощали друг друга. Такое случается, когда в помещении одновременно работают радио и телевизор. Слух выхватывает то один, то другой поток слов, отчего смысл каждого ускользает. Внимание Иветты тоже прыгало. Курильщики наверху горячо обсуждали недавний захват заложников в театральном центре столицы. Оспаривались действия властей: будь они на месте мэра…. Конца фразы Иветта не услышала: другие голоса, звучавшие этажом ниже, донеслись до ее ушей. Они были несравненно тише, но Иветте показались стократно усиленными: ведь глуховатый голос Анны и торопливую, с высокими нотками речь Глеба она бы узнала среди ночи! Анна просила Глеба о чем-то непонятном: