Наталья Даган - Наши все тридцать

Часы показывали девять. Прикинув, что я еще успеваю попить «Chivas Regal», я позвонила кому надо, велела меня ждать, а сама пошла добывать ви-джея, чтобы потом подумать о транспорте и уезжать.

Он сидел на верхней хайтек-галерее и зашнуровывал пегий ботинок. В джинсах и свитере он выглядел необыкновенно худым. Предложив ему сделать интервью, я получила доброжелательное согласие и заветный номер мобильного телефона.

– А, кстати, – сказал он, – вы когда отсюда уезжаете?

Почуяв удачный для себя подвох, я ответила:

– Как только, так сразу. Думаю, сейчас буду ловить машину.

– Так, может, вас до города подбросить? – спросил тогда он.

«Ура!» – подумала я. И немедленно согласилась.

Дальше все шло по нарастающей. Для начала мы с ви-джеем тонусно побегали на морозе минут пятнадцать в поисках его машины с водителем. Когда мы уже приготовились остекленеть на бодрящем февральском ветру, появилась черная иномарка, мы облегченно рухнули в нее, и, хрустя снегом, она умчала нас прочь, в ночь.

В машине мелкая вьюжная искра вмиг обратилась в бисерную росу на одежде и лицах.

Повернув ко мне мокрое лицо, ви-джей предложил поужинать.

– Я очень есть хочу, – пояснил он и посмотрел на меня выразительно.

Я знаю, что такое голод после отработанной тусовки. Особый вид. Это всем вокруг только так кажется, что люди, работающие в светской тусовке, невероятно счастливы и ходят на работу, как на развлечение: пьют шампанское, едят икорку на халяву и знай себе общаются со знаменитостями. На самом деле пить «при исполнении» нельзя, икорку лишний раз, общаясь, не перехватишь, от ежесекундно получаемой информации пухнет голова, а тарталетки – настоящий удар для кишечника… Поэтому, кстати, среди зубров светского обозрения их никто никогда и не ест.

Наш ужин проходил в одном из гламурнейших кафе Москвы; вокруг нас сидело множество унылых пар с характерными признаками на лице недомогания от количества денег, и все смотрели на нас с завистью. Потому что это был очень веселый ужин. Это было настоящее соревнование остроумия, и я до сих пор удивляюсь, как нам удавалось столько хохотать и что-то есть одновременно. Люди «Chivas Regal» звонили мне, но я, зная, что не смогу говорить серьезно, попросту не отвечала на звонки.

«Пускай думают, что хотят, – решила я, – пускай думают, что у меня, например, внезапный секс. Пускай за меня радуются».

Все складывалось настолько удачно, что по окончании нашей трапезы выяснилось, что мы с ви-джеем живем в одном конце города, практически рядом, так что он подвез меня до дома и вышел провожать.

Давешняя метель унялась. В прозрачном сиреневом свете фонарей медленно кружились крошечные льдистые снежинки, сверкавшие столь же пронзительно, как точки звезд в черном куполе неба над нами. Он обнял меня. Он был высокий, я уткнулась ему в грудь; почувствовала запах теплого парфюма, который на морозе звучал как-то странно, железняще. В его объятиях не было ничего сексуального: так вполне могли бы прощаться бывшие любовники, пережившие друг с другом лучший роман своей жизни. Это было элегантно. И это было интригующе.

Вернувшись домой, я подумала, что было бы неплохо увидеться снова. Но мне казалось, что это будет не скоро. Под ударной волной усталости, внезапно накатившей на меня, я упала спать. Ночью от него пришли две sms-ки. Одна была очень сбивчивая, вторая лаконичная. Первая изобиловала троеточиями, многоточиями, смайликами и междометиями и как бы содержала предложение как бы пойти в кино с одновременным отрицанием самой серьезности этого предложения. Типа «опа».

Вторая содержала только два слова: «buenos noches». Обе понравились в равной мере, но ответила я только на вторую.

На следующий день я проснулась в два часа дня и вместо обеда пила кофе с «бейлисом». Разглядывая в окно недвижный зимний день со сплошным белым небом, я почему-то подумала, что он больше не позвонит. Не знаю, возможно, мне этого хотелось. Интуиция не обманывает: такой блистательный вечер может быть только однажды. Поэтому, побив баклуши меньше обычных для выходных трех часов, я собралась в гости к подруге.

Его звонок застал меня в самом центре города, в переходе метро.

– Привет, – сказал он и прислушался.

– Привет, – ответила я, улыбаясь. – А я как раз веду с тобой внутренний диалог.

– То есть как бы и не расставались? – подхватил он.

– Ну практически да.

– А ты сейчас где-то в городе? – насторожился он, услышав шум на фоне.

– Я к подруге еду, в гости.

– Ничего себе, – ответил он удивленно, – рано ты что-то.

Я взглянула на часы: было шесть часов вечера.

– А ты, как я понимаю, только что проснулся?

Он коротко засмеялся и ответил:

– Нет, проснулся я в десять утра. Походил туда-сюда, почувствовал себя бодрым… Понял, что слишком бодр и… лег спать дальше. И проснулся, да, только что.

– Браво, – ответила я.

– А ты долго будешь у подруги?

– Часа два.

– Так я заеду? – спросил он.

– Да. Конечно да, – ответила я.

И только когда дала отбой, поняла, что он мне нравится.

Он оказался ревнив. Например, я сказала ему тем же вечером по телефону, пока он ехал и названивал мне каждые десять минут, уточняя маршрут, что тут, в гостях, живет настоящая фиолетовая кошка, редчайшей виндзорской породы. «Ненавижу кошек, – тут же отозвался он, – это ужасные, ужасные твари». И добрую часть телефонного разговора, а потом и разговора очного щедро посвятил тому, чтобы объяснить мне, как отвратительны кошки. Ну еще бы: главной фиолетовой кошкой дня был он.

Он заехал за мной в девять, и мы провели чудесный вечер вместе. Ни в какое кино мы не пошли, а сели в некоем полупустынном заведении и разговаривали. Пять часов подряд.

Это было странное ощущение, похожее на то, как если бы мы попали под энергетический колпак. Время вокруг остановилось.

Он говорил неспешно, раздумчиво, с паузами, изредка взглядывая на меня поверх очков. Мы говорили о фильмах, которые нам нравятся, о работе, о наших лучших интервью, о планах на будущее. Время от времени он улыбался задорной мальчишеской улыбкой, которая долго угасала, давая чеширский эффект, завораживая. Он был некрасив, кстати. На телеканале операторы, вероятно, выбирали наиболее удачный ракурс. А так было видно, что мало спит, сильно устает и что есть на лице уже и возрастные дефекты.

Прошло три часа нашей беседы, и я подумала о том, как не похож этот человек на свой прототип, что безудержно зажигает на тусовках и ток-шоу. «Все мы по жизни немного ви-джеи, – думала я, – быть или казаться, вот в чем вопрос. В жизни ви-джеев это уже только вопрос рабочего расписания».

Когда электронные swatch показали четыре утра, он предложил мне поехать с ним. Ненавязчиво так, почти исподволь, с чеширской своей улыбкой. Я взглянула на него и поняла, что он говорит серьезно. Он перестал улыбаться, закурил и сквозь дым тихонько разглядывал меня. Предложение застало меня врасплох. Может быть, потому, что я ощутимо устала к концу вечера. А может, потому, что, предчувствуя тут нечто серьезное, мне и в голову не пришло торопить события.