Джил Мансел - Все кувырком

Но, с другой стороны, если ты читаешь это письмо потому, что стащила мой бумажник и просматривала кредитные карты, надеюсь, теперь тебе стыдно.

Это была шутка, любимая. Не нужно рвать письмо в клочья. Видишь, я не теряю чувство юмора, значит, и у тебя получится.

Не знаю, что еще сказать. Мне жаль, если я огорчил тебя, но, пусть даже мои мотивы были личными, я все равно считаю, что мое решение было правильным. Если ты свяжешься с моим адвокатом (подробности в черной записной книжке), он организует оглашение моего завещания. Может, это в какой-то мере возместит ущерб.

Моя дорогая, я очень тебя люблю.

Оливер».

– Что ж, – сказала Дженни, кашлянув. – Думаю, он был прав.

– Конечно, он был прав. Но это не означает, что я простила его. Он все равно должен был рассказать мне.

– Он же объяснил, почему не хотел ничего говорить. Он хотел спокойно наслаждаться жизнью. Он не хотел, чтобы ты бесконечно волновалась за него. Он не хотел, чтобы ты была несчастна.

– А я несчастна, еще как! Наконец-то я встретила мужчину, которого ждала всю жизнь, а он ушел. Это нечестно!

– Ты могла бы его не встретить, и это было бы гораздо хуже.

– Не знаю, пока это ни хрена не успокаивает. Смешай мне еще порцию, милая. Большую. Или просто дай мне твой бокал. Ты на машине.

– Все в порядке, мам. Я никуда не еду.

– Едешь. Кто-то должен сказать Гаю Кэссиди, что его отец умер. Может, ему и все равно, но знать он должен.

Гай был потрясен. От Дженни он такого не ожидал. Она сразу перешла к делу и совершенно явно была на стороне Tea.

– Так ты говоришь мне, – спокойно сказал Гай, – что у твоей матери был роман с моим отцом. И они жили вместе. И ты об этом знала.

A Tea права, подумала Дженни. Ему плевать, что Оливер умер. Он просто злится на нее.

– Да, я случайно это узнала. Но какое теперь это имеет значение? Все кончено. Гай, твой отец вчера умер.

– Ты все это время знала, где он. – Он словно ее не слышал. – И не сказала мне.

Глаза Дженни сверкнули.

– Я думала об этом. И теперь рада, что решила промолчать.

– Когда? – В дверь ввалилась Максин, обвешанная пакетами. Она с подозрением прищурилась. – Вы говорите обо мне?

– Оливер Кэссиди вчера умер, – сказала ей Дженни.

– Серьезно?! – казалось, она не знает, плакать или смеяться.

– Нет, это шутка, – съехидничал Гай.

– Значит, он говорил правду! – завопила Максин. – Я знала, что он мне не врал! Чертов Бруно!..

– Что? – удивился Гай. – Кажется, я еще что-то пропустил? Давайте, выкладывайте, чего уж там.

– Святой боже, – вздохнул он, когда Максин закончила говорить.

– А я рада, что помогла ему увидеть детей. Да успокойтесь, какая теперь разница? Возьмите печенье. – Максин посмотрела на Дженни. – Я не понимаю. Зачем ты приехала?

– Дженни приехала рассказать мне о смерти отца, – не сдержался Гай. Теперь его очередь удивлять.

– Но откуда она узнала?

– Ее прислала ваша мать. Дело в том, что он умер у нее в постели.

Оглашение завещания заняло меньше пятнадцати минут. Оливер просто разделил все свое богатство на три равные части, и Джош, Элла и Tea становились миллионерами. Tea в очередной раз обозвала Оливера ублюдком и сказала, что не собирается брать его тухлые деньги. Джош и Элла были крайне разочарованы, узнав, что получат наследство, только когда им исполнится двадцать один год.

– Я буду уже слишком старая, чтобы ездить на лошади, – сокрушалась Элла.

– Папа не получил денег, – задумчиво сказал Джош. – Значит, мы теперь богаче, чем он?

Гай уже нетерпеливо поджидал у дверей, чтобы отвезти детей домой. Дженни, притворившись, что не заметила его, присела и обняла Джоша.

– Вполне возможно. Только подумай, в будущем ты сам будешь выдавать ему деньги на карманные расходы.

– Но только если он застелет постель и вымоет машину, – радостно сказал Джош.

Дженни вернулась домой в десять вечера. Алан заснул перед телевизором с зажженной газовой плитой и открытыми окнами. На столике рядом валялись три банки из-под пива и коробки с остатками китайской еды.

Он проснулся, когда она выключила телевизор.

– А, ты вернулась. – Он потер глаза и сел. – Оставь, я уберу через секунду, – сказал он Дженни, собиравшей пустые банки. – Как прошел вечер?

– Не очень весело. – Дженни знала, что в его представлении секунда, видимо, могла тянуться неделями, и молча унесла мусор на кухню. В мойке опять громоздилась башня грязной посуды, а по полу рассыпался сахар – перевернутая сахарница лежала на столе.

– Не волнуйся, я все уберу, – крикнул Алан из гостиной. – Как Tea, все в порядке?

– Да, в полном. – Дженни подумала, понимает ли он, насколько это глупый вопрос. – Она почти забыла, как он вообще выглядел.

Алан появился в дверях.

– Эй, не надо язвить. Ты знаешь, что я хотел сказать.

– Какие новости? – спросил он, когда Дженни вернулась в комнату. – Ты говорила, будут оглашать завещание. Tea получила что-нибудь?

– Что ты сказал?

– Милая, ты никогда меня не слушаешь. – Он покачал головой и открыл новую банку пива. – Я спрашивал, получила ли Tea что-нибудь по завещанию. Судя по твоим словам, он здорово ею увлекся – мог бы и подкинуть деньжат.

– Он так и сделал, – холодно сказала Дженни.

– И сколько?

– Около полутора.

– Тысяч? – Алан приуныл. – Это не много.

– Полутора миллионов, – сказала Дженни.

Принять решение оказалось неожиданно просто. Дженни, слушавшая Алана второй час, поняла, что больше так продолжаться не может. Пока он расписывал, как они потратят деньги, которые передаст им Tea, Дженни достигла точки невозвращения. Ей опостылела его жадность и наглость. А она еще говорила Гаю, что никогда не решится… У нее больше не было сомнений. Оставалось только сказать несколько слов.

– …и купим машину поприличнее. Пикап хорош, чтобы возить цветы, но стильным его не назовешь. Может, купим на следующее лето что-нибудь с откидывающимся верхом?

– Слушай. Оливер Кэссиди оставил деньги моей матери. Не мне и не тебе. Я не понимаю, с чего ты взял, что можешь поучаствовать в дележе.

– Дженни, я только говорил, что Tea захочет разделить с тобой свою удачу! – Алан выглядел оскорбленным. – Тебе нужен отпуск, нужна приличная машина. Я просто хочу помочь советом. И конечно, кого-то ты возьмешь с собой на Барбадос – втирать лосьон в плечи.

– Алан, я не хочу брать у мамы деньги. И я не еду в отпуск, а если бы и нашла на улице два билета на Барбадос, взяла бы с собой Максин, а не тебя.

– Ты расстроена. Пойдем, тебе нужно полежать.

– Я не расстроена. – Дженни затрясло. – Я не хочу, чтобы это продолжалось. Ничего не выходит, Алан. Ты сказал, что нам нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу. Так вот, этого не произойдет.