Валери Блок - Рождество наступает все раньше

Казалось, Синтия совершенно не замечает, что он все время уговаривает себя, будто она ему нравится. От этого было еще хуже: он боялся, что однажды, когда он ослабит контроль, все те замечания, которые он обычно оставляет при себе, вырвутся наружу и обрушатся на нее потоком презрения. Ему постоянно становилось противно, он рвал с ней отношения, а потом возвращался по привычке или от одиночества. Он не чувствовал душевного влечения к Синтии, только смесь скуки, неприятия, вины и жалости.

Мисс Шифф, с другой стороны, как человек была неотразима. Так как его неодолимо влекло к ней, то ему не приходилось рассматривать ее критически, просто были отдельные аспекты внешности и поведения, которые его завораживали. Ее румяные щеки, ее странные пальцы, ее командирские ухватки: любой другой нашел бы эти черты непривлекательными, но его они трогали до глубины души. И опять, он не знал: не уговаривает ли она себя, что он ей нравится? Конечно, несмотря на притяжение, были еще и ежедневные трения и скандалы, которые разъедали влечение. Последнее время все было ужасно. Прошлой ночью она сказала ему, что любит его, таким тоном, будто благодарила за то, что он открыл ей дверь.

Барри налил кофе в термос и взял такси до больницы, жара стояла изнуряющая. Мириам выглядела хрупкой и далекой, как никогда. Она хныкала. Сегодняшняя медсестра тихо клевала свой обед. Джастин не было, но он увидел в ногах кровати золотые солнечные очки Кэрол. Неизвестно, сколько времени придется провести в одной комнате с умирающей и с Кэрол.

Кэрол появилась, преисполненная важности.

– Я, кажется, сказала уже, чтобы ты здесь не ела, – рявкнула она на медсестру, которая никого не трогала. – Она приносит сюда эту мерзкую ямайскую еду, – громогласно заявила Кэрол, когда медсестра направилась с едой к двери. – Тут все уже провоняло.

Барри был в ужасе. Говорить было нечего. Кэрол непробиваема.

– Вчерашняя медсестра, сегодня она – победительница. – Кэрол принялась подробно и многословно нудеть, между тем сегодняшняя сестра вернулась, чтобы проверить у Мириам пульс. Кэрол и Алекс были, должно быть, незабываемой парой. Джастин так воинственно нормальна. Всю эту ахинею она превратила в 90-часовые рабочие недели и шкафы, где все разложено по цветам.

Вошла Джастин, спокойная и очаровательная. Он был так рад ее видеть, что чуть не прыгнул на нее.

– Как она? – спросила Джастин, кладя сумочку на стул.

– То приходит в себя, то опять, – сказала Кэрол. – Как ты?

Джастин подошла к кровати и наклонилась. Мириам смотрела на нее, не узнавая. Вчера вечером Джастин сказала ему, что она считает, что Мириам все понимает, только ей все равно. Джастин налила себе чашку кофе и аккуратно встала у окна.

– Эй, мы с Джином идем потом в «Тессио'с», – громким шепотом произнесла Кэрол. – Вы к нам не хотите присоединиться?

Он терпеть не мог «Тессио'с» и был очень рад, когда Джастин отказалась.

– Нужна операция, – медленно сказала Кэрол. – Но доктор сначала хочет посмотреть, как она отреагирует на медикаменты.

Это было нелепо. Она не может не видеть, что ее матери будет лучше умереть, чем влачить такое жалкое существование.

– Доктор считает, что надежды мало.

– Пожалуйста, не обсуждайте при ней ее состояние, – твердо сказала Джастин. – Ей не станет лучше от того, что она это выслушивает.

– Она слышит то, что доктор предназначил ей слышать, – отмахнулась Кэрол. Джастин недоверчиво закрыла глаза и опустила голову.

– Эй, может, Нане прогуляться? – предложил он.

– Какая хорошая мысль, – сказала Джастин. Медсестра сняла покрывало. Руки Мириам были обернуты тканью.

Выражение лица Джастин соответствовало его собственным ощущениям: нужно срочно выпить.

– Это смирительная рубашка, – тихо объяснила им Кэрол. – Она ударила ночную сестру. И все время выдергивает у себя капельницу.

Мириам распеленали, и она начала шебуршиться. Медсестра отошла к краю кровати, и Джастин помогла Мириам встать. Они медленно, сантиметр за сантиметром, пошли к двери. Джастин повернулась к нему и сказала:

– Барри хочет с тобой прогуляться, Нана.

Он принял вахту. Морщинистая серая рука Мириам походила на кованое железо. Они дошли до конца коридора, метра три. Она шевелила губами и пускала слюни.

Каждый раз, как он поворачивал обратно, она сопротивлялась, губы сжимались в одну линию, безволосые брови гневно хмурились. Она тянула его к другому концу коридора – метров восемнадцать, по меньшей мере.

Он начал уставать от напряжения и от того, что приходилось нагибаться.

– Пойдем, Мириам, – воскликнул он и тут же пришел в ужас – он говорил с ней, будто с ребенком. – Ты разве не устала? Я, например, устал.

Давай вернемся в комнату? Ладно? – Она дала ему завести себя в комнату, но не хотела ложиться в кровать.

– Точно не хочешь с нами? – Кэрол подкрашивала губы в кресле для посетителей.

– Ага, – сказала Джастин.

Он был близок к спасению, но каждый раз, как он направлялся к кровати, старушка не шла. Он с надеждой посмотрел на медсестру, но та стояла у кровати безо всякого выражения.

– Она не хочет, чтобы мы уходили, – печально сказала Кэрол. – Вот в чем дело.

Позже, дома, Джастин сидела на диване, безжизненно глядя в пространство. Он встал за ее спиной и взялся руками ей за плечи, чтобы размять ей шею. Она отодвинулась и встала.

– Ладно – без рук, – пошутил он, и она улыбнулась, но безрадостно. – Джастин. Мне нужно с тобой поговорить.

– Хочешь обозвать меня стервой?

– Нет. И мне очень совестно за тот раз.

– И? – Она стояла и ждала.

– Не когда ты в таком настроении, – сказал он и вышел на кухню, принести вина.

– Прекрасно. – На какое-то время она ушла в спальню. В последнее время Джастин давала ему советы относительно его карьеры, а потом задавала вопросы о том, как он выполнил ее наставления. Она явно ожидала, что он в течение пяти рабочих дней пришлет ей по электронной почте служебное письмо, где будет говориться: «Я включил ваши идеи в свою новую стратегию и теперь могу сообщить вам следующие результаты».

Он несколько раз позвал ее по имени, сначала просто, потом жалобно, она не отзывалась, и это разозлило его настолько, что у него перехватило дыхание.

Это было чудовищно: она вышла из спальни одетая и готовая уходить.

– Ты уходишь? А что мне делать с ужином?

– Я не знаю, Барри, а что ты хочешь делать?

– Не говори со мной таким тоном.

– Не говори СО МНОЙ таким тоном.

– Каким тоном?

– «А что мне делать с ужином?» – прохныкала она.

Он ненавидел се всеми фибрами души.

– Как ты смеешь!

Она положила кошелек в сумку.

– Я ухожу отсюда, пока мы опять не подрались из-за ерунды.

– Это не ерунда.