Валери Блок - Рождество наступает все раньше

– Я тебя останавливаю? – спросила Кэрол, громко, защищаясь.

Джастин быстро съела печенье. Нет никого, никого на всем белом свете более самоуверенного, лицемерного, придирчивого и всем недовольного, чем ее мать. Но в конце концов – больница, медсестры, организация похорон, Донни – Кэрол сейчас сама не своя.

Нет, дело именно в этом: она именно такая, какая есть.

– Потеря работы все-таки должна перевесить… другие вещи, – продолжала Кэрол, со значением глядя Джастин в глаза, а потом опустила взгляд на стол. Потому что говорила о сексе.

По мнению матери, она не может принять решения, так как ослеплена тем, что мужчина с ней спит. Когда Джастин разорвала помолвку с Робом Принсипом, Кэрол сказала чопорно:

– Тебе, наверное, было очень тяжело принять такое решение.

Ибо она считала, что Джастин думает: или секс с Робом, или вообще никакого секса. Кэрол и в самом деле верит, что Джастин была близка только с теми мужчинами, которых она ей представляет. Если бы Кэрол только знала, с каким количеством мужчин Джастин переспала в действительности, возможно, она перестала бы давать ей советы.

И все-таки: Никки, или Дэннис, или кто угодно – вот на что похоже теперь ее будущее. Так что Кэрол в чем-то права. Так и есть – либо Барри, либо никого. По крайней мере, надолго.

Кэрол резко сменила тему.

– Его Величество, управляющий партнер, прибывает на церемонию поминовения, – просипела она в бешенстве. – «Похоронное бюро в Вестчестере», – она изобразила раздраженный, снисходительный тон Донни. – «Да», – отвечаю я. «Кладбище в Куинсе», – говорит он. Гениальный у меня братец.

Джастин смотрела, как ее мать меряет комнату шагами в своих золотых шлепанцах.

– Так мы должны были устроить все в «Озон-парк»? Как будто Мириам… какой-то… какой-то… мафиози? – Она ходила широкими шагами, вне себя от ярости. – Он говорит: «Вы должны были устроить это на Манхэттене». Как будто из Манхэттена потом не надо ехать.

– В любом случае уже поздно, – сказала Джастин. – Все уже организовано. Она дома. – Она подумала о легком исхудавшем теле, которое разлагается сейчас в гробу в «Бродс», и ей пришлось отвернуться. – Что ты завтра наденешь?

В среду, ровно в полдень, Барри пришел пообедать с Берни Штайпеллом, не пытаясь заранее продумать разговор. Он был просто самим собой, Барри Кантором, который ищет работу. Это заносчивость? Берни видел его в деле. Он сел за стол, и эти пять пустых месяцев тяжким грузом лежали на его плечах. Вчера вечером его отец, Айра Кантор, предложил ему денег в долг. Ниже опускаться было уже некуда, оставалось идти вверх.

И вот он, снова в костюме, на деловом обеде. Жизнь движется вперед. Берни говорил ему, что всегда с удовольствием с ним работал, что он – хулиган, глоток свежего воздуха, блестящий стратег, свободный человек. Но Барри должен понять, что денег маловато, агентство маленькое, что ему придется изменить свои взгляды на обслуживание клиента и научиться пресмыкаться.

– И я имею в виду ПРЕСМЫКАТЬСЯ, – добавил он со смехом.

Барри почувствовал, как его охватывает спокойствие. Он дошел до самого дна. Теперь он может, не теряя контроля, оттолкнуться и всплыть на поверхность, чтобы отдышаться.

– Так ты меня наймешь?

– Ну да, ты совершил ошибку, – сказал Берни величественно. – Что с того? Мне кажется, у нас с тобой неплохо получится, – продолжал он, залпом выпив минералку. – Не заставь меня пожалеть об этом. Тебе придется поработать над своим темпераментом.

– Согласен, – отозвался Барри и мельком подумал о Розе. – Послушай, я должен знать. Ты нанимаешь меня им назло?

Берни снял свои красные очки и обдумал это предположение.

– Ну, если бы я не потерял их дела, я не смог бы нанять тебя, – сказал он. – Но я бы все равно хотел с тобой работать – так тебя устроит?

– Устроит. – Барри улыбнулся. Он вернулся в дело. – Как ты думаешь, я когда-нибудь буду снова работать с едой?

– Они не могут настоять в законном порядке на выполнении этого запрета, и они это знают. Но я не могу позволить себе судебное разбирательство, и они знают и это. – Берни пожевал соломинку. – Мы займем тебя машинами и жидкостью для мытья посуды, пока пыль не уляжется. Потом я мог бы дать тебе рыбные палочки. – Он улыбнулся. – Но ничего увлекательного. – У Берни был полный рот крепких, острых, очень белых зубов, Барри они показались до странности жизнеутверждающими.

Он получит подробную расшифровку страховки на следующей неделе. Барри шел домой по изнуряющей жаре. Его повысили, урезали ему зарплату, он получил новую группу продуктов и босса, который считает его капризным гением. Мир был чист и прекрасен!

С другой стороны, что заставило его поверить, что он уже достиг дна? А что, если дна нет? Случиться может все что угодно. Могли умереть близкие ему люди. Работа была неплохая, но это не значит, что с данной минуты и до скончания вечности все будет хорошо.

Почему он такой нервный? Просто заткнись и отнеси свои долбаные костюмы в чистку. Он позвонил всем: Розе, Карен, Пиппе, Херну домой. Никто не взял трубку – он оставил сообщения на автоответчиках. У него есть работа, хорошая работа, и он хочет кому-нибудь рассказать. Ему хотелось рассказать Джастин. Он собрал кучу вещей, чтобы отнести в химчистку. Он позвонил женщине, которая у него раньше убиралась, чтобы пригласить ее снова работать у него. Она расплакалась, и он чуть к ней не присоединился.

Зазвонил телефон. Это была Джастин.

– А, это ты. – Он откинулся на кожаную спинку дивана и позволил восторгу стихнуть и перейти в общее ощущения благостности бытия. – Рад, что ты позвонила. Нам надо поговорить об этих башмаках из сыромятной кожи, которые болтаются у меня по дому, как перекати-поле.

– Нана умерла.

– Умерла? Умерла? – Он недостаточно быстро переключился. Он чуть не сострил. – Ты где?

– В Бедфорде. Уезжаю через десять минут.

– Могу я тебя увидеть?

– Я приеду примерно через час.

Барри пропылесосил пол, как оглашенный, принял душ, выбросил старые объедки и газеты, сложил бейсбольные карточки в стопку, переменил постельное белье. Она не была здесь шестьдесят два дня.

Наконец Джастин позвонила в дверь. Она выглядела ужасно, перепуганная, усталая, руки обмотаны грязными, распускающимися бинтами. Он сердечно ее обнял. Запах был все тот же: гиацинты, мандарины и карандашные очистки – странный, знакомый, волнующий.

– Вокруг полный бардак, – всхлипывала она, а собака делала круги по гостиной. – И будет только хуже. Похороны завтра. Съедутся все до единой сплетницы из Вестчестера, Путнама и Фэрфилда.

Они какое-то время сидели молча, ее голова лежала у него на груди, он обнимал ее. Было хорошо, что она здесь.