Валери Блок - Рождество наступает все раньше

Вошли оживленно беседующие люди. Минди Фрейзер оскорбила Конни Тичлер тем, что не пришла на благотворительное заседание Детского комитета по искусству, хотя Конни и заказала целый столик во время сбора средств «Друзья Сиона». Ее мать включилась в разговор; Джастин сидела с Барри у камина, стараясь успокоить больную голову.

Рода Вайзенблатт подошла и встала перед ними.

– Ты не собираешься меня представить? – нетерпеливо спросила она.

– Рода Вайзенблатт, Барри Кантор, – сказала Джастин.

– Нам не хватало тебя эти дни, – сообщила Рода, внимательно рассматривая его.

– Ну, я тоже скучал по тебе, Рода. Джастин взяла Барри под руку и ухмыльнулась. Он сразу понял, с кем имеет дело.

Конни Тичлер подошла к их кружку.

– А вот и он, – сказала она буднично. – Я так и знала, что у тебя кто-то есть.

– А чем ты занимаешься? – продолжала инспекцию Рода.

– Я работаю в рекламе.

Рода подняла на Джастин брови, как будто говоря: «Не вижу никакой проблемы – и что твоя мать так волнуется?»

– Вы видели? – прошептала Рода Вайзенблатт, имея в виду теннисное платье Мередит Зазлоу. – Она могла бы и повнимательней отнестись к выбору костюма.

Арнольд Тичлер обратился к Барри:

– Так, ты играешь в гольф?

– Нет вообще-то.

– Не надо извиняться, – сказал тот солидно.

– Я не думал извиняться, – усмехнулся Барри. Перл пыталась идти и не выронить при этом тарелку с едой. Джастин помогла ей сесть за небольшой столик, принесла себе тарелку куриного салата и присоединилась к ней. Приятно было, что не нужно беспокоиться, оставляя его одного.

– Как поживает кузина Линда? – спросила Джастин.

– Линда? Я не получала от нее вестей десять, пятнадцать лет. Знаешь, Нил так и не пришел в себя после того, как она его бросила.

– Что? Она его бросила?

– Конечно. Ушла к этому парню с курсов по недвижимости.

– Погоди. Я думала, ее муж воровал перчатки в «Мейси».

Перл была непоколебима, это предположение ее шокировало.

– О, нет. Нил был далеко не гений, это правда. Но человек честный. Нет, его просто уволили после Рождества. Я помню, как Фрида и Джо приходили к нам, совершенно потрясенные. Нил потерял работу, но не мог ходить по собеседованиям – ее день и ночь не было дома, она продавала недвижимость, и некому было сидеть с детьми. В те времена это было неслыханно. Неслыханно. Никто не знал, что им посоветовать. Он довольно быстро все выяснил.

Джастин почувствовала, что ее охватывает грусть. Перл говорила точь-в-точь как Нана.

– А Стейси?

– Стейси – потерянная душа, Джастин, – сказала Перл, качая головой. – Она никогда не была особенно сообразительна. Выглядела – да, выглядела превосходно. У нее были такие огромные синие глаза. Ослепительные. Ослепительная фигура. Но дурочка, круглая дурочка! А эти дети! Сын наркоман. Провел год в Мак-Лин. А потом, ну, знаешь, продавал витамины по телефону. А дочь вышла за китайца. Врача-холиста.

Станет ли она такой же к старости? Она заметила, что Конни Тичлер грозит пальцем Барри. А сейчас она – такая?

Погодите минутку, разве Нил не доктор? Нана бы знала.

Уже вечером Кэрол закрыла дверь за своим братом и его женой.

– Он приходит на пару минут, – сказала она язвительно, глаза как щелочки, – и считает себя Господом Богом.

Она пошла на кухню, Джастин следом. Барри сидел у раковины на корточках, запустив руки по локоть в мусорное ведро.

Он покраснел.

– Я не роюсь в вашем мусоре, – заверил он Кэрол. – Только выбрасываю в ведро ваше столовое серебро.

Кэрол прошла мимо, будто он с ней и не заговаривал. Барри копался, пока не выхватил оттуда серебряный нож и не поднял его вверх с видом победителя.

– Рада, что ты его нашел, – сухо поблагодарила Кэрол.

Ну, раньше она же была с ним дружелюбна. Не может все пройти гладко. Почему Джастин решила, что все будет без сучка без задоринки?

– Не хочешь подышать воздухом? – спросил Барри, и они выскользнули на улицу.

– Невероятно, какие все бессердечные, – сказала Джастин, когда они проходили мимо припаркованных машин. – Человек пять минут как расстался с жизнью, а они уже – чья корзинка больше, кто больше помогает с организацией. Конни Тичлер водила экскурсии по дому вчера вечером. Она вошла в мою комнату, когда я была в кровати, и едва извинилась.

Воздух был душный, они слышали стрекотание кузнечиков и шум газонокосилки.

– Никто не знает, что делать, – сказал Барри. – Если бы мы жили в маленькой рыбачьей деревушке на Сицилии, где каждую неделю кто-нибудь умирает, мы бы знали, что делать.

Она взяла его под руку и направила вниз по дорожке к лошадиной ферме.

– Здесь никто не умирает, никто не болеет, – продолжал он. – Все забиваются по своим квартиркам, и ты их и не видишь. А потом они вдруг мертвы, и никто не знает, что делать.

Во влажном воздухе чувствовалось дыхание осени. Они проходили мимо живой изгороди из кустов жимолости, церковный колокол пробил шесть, и Джастин поняла, что весь день была возбуждена. Как непристойно. Она повернулась к нему и спрятала лицо у него на груди.

– Я знаю, мне не следует сейчас радоваться, но я ничего не могу с собой поделать.

Он взял ее в охапку, и они поцеловались под огромным вязом Мередит Зазлоу. Неподалеку послышался хруст гравия.

– Машина, о, девятисотый, – нараспев проговорил Барри. Краем глаза Джастин увидела притормаживающий «мерседес» Вайзенблаттов.

Давай, Рода, смотри хорошенько. Джастин помолвлена и выходит замуж, и этот человек будет ее мужем. Она выходит замуж последняя, самая последняя.

– Дорогая, – крикнула Рода из окна. – Я только хотела спросить, твоя мама просила меня кое о чем, помнишь?

Она, должно быть, имела в виду организацию свидания.

– Нет.

– Так я могу тогда об этом кое-чем забыть, – сказала Рода с притворным смирением.

Кэрол попросила ее повыяснять исподтишка, подыскать незанятого мужчину.

– О чем – об этом?

Если у Роды Вайзенблатт хватает идиотизма говорить об этом в присутствии Барри, так пусть тогда говорит прямо.

– Об этом самом, – повернулся к ней Барри. – О таком высоком, из приличной еврейской семьи, ты его сразу узнаешь: у него хорошая работа и дом за городом, – об этом?

Джастин с удовольствием наблюдала, как лицо Роды вспыхнуло от раздражения.

– Ладно. Ну и типа ты себе нашла, – бросила Рода и укатила.

Джастин посмотрела на своего будущего мужа. Ей показалось, что жизнь выравнивается. Интересно, это временно или как.

Пиппу охватили грусть и волнение, она поцеловала отца на прощание и села в самолет с термосом чая. Она летит в Париж. Ей досталось место у окна, а у прохода сидел мужчина лет тридцати пяти, со смуглым, задумчивым лицом, как герой «Мужчины, который любил женщин». Он сидел, накинув свитер на плечи, и решительно печатал на маленьком компьютере очень чистыми пальцами. Место между ними было свободно. Он испустил протяжный вздох и положил на это сиденье свою сумку.