Рут Харрис - Мужья и любовники

– Не могу, – ответила Кэрлис. – Выходные мы всегда проводим с Кирком.

Но, произнося эти слова, она уже придумала, что сказать мужу.

– Цинциннати? – недоверчиво спросил Кирк. – На выходные?

Кэрлис пожала плечами:

– Серджио отказывается ехать без меня. Ты же его знаешь.

– К черту, – взорвался Кирк. Чувство, что Кэрлис в последнее время сильно изменилась, появилось вновь, и, хотя видимую причину было назвать трудно, он был зол на нее. – Я не хочу, чтобы ты уезжала.

– Думаешь, я хочу? – рассмеялась Кэрлис. – Но что же поделаешь?

– Пошли его к чертовой матери, – сердито сказал Кирк и добавил уже более спокойно: – Пусть едет один. Он уже большой мальчик.

– Это я уже проходила, – вздохнула Кэрлис. – С ним и с Джошуа. Увы, это входит в мои обязанности.

Кэрлис отправилась в Цинциннати. На это время Цинциннати переместился в Уэст-Довер, штат Вермонт, где они с Джорджем все время оставались в своем роскошном номере, делая перерывы для еды.

– Я хочу еще, – сказал Джордж при расставании в воскресенье вечером. – Поскорее. Когда?

– Нет, – ответила Кэрлис. Она явно зашла далеко. Кирк едва разговаривал с ней, когда она сказала, что все же придется уехать на выходные. – Это слишком рискованно. Кирк был по-настоящему зол.

– Ну пожалуйста, – настаивал Джордж. – Однажды тебе это удалось. Почему бы не повторить?

В следующую субботу, когда Кэрлис появилась в гимнастическом зале, Дирдра сказала, что ей звонил муж. У Кэрлис внезапно похолодело в желудке.

– Он просил сразу перезвонить ему домой, – передала Дирдра слова мужа. Это уже не первый звонок.

Мистер Арнольд звонил две недели назад. В тот раз миссис Арнольд отменила занятия в последнюю минуту. Он был удивлен и просил ничего не говорить жене.

Кэрлис поблагодарила Дирдру и выдавила из себя улыбку. Раньше Кирк никогда не звонил в гимнастический зал. Он что, проверяет ее? Подозревает что-нибудь? Дрожащими руками она набрала домашний номер.

– Давай пообедаем вместе, – предложил Кирк. – Встретимся в «Мортимере» в час.

– Чудесно! – откликнулась Кэрлис. – Отличная идея!

Кэрлис с облегчением повесила трубку. Переодеваясь в спортивный костюм, она заметила, что руки у нее холодные, как лед.

В Париже, примеряя свитера в магазине «Соня Рикель» на рю Гренель, Джейд заметила, какие отвратительные маслянистые у нее волосы, хотя еще утром она мыла их шампунем. Обратила она внимание и на то, что под косметикой лицо ее покрылось пятнами. Она присмотрелась к своему отражению в зеркале и, увы, не смогла объяснить свой вид плохим освещением. На щеках и подбородке появились маленькие прыщики. Этого у нее не было с пятнадцати лет, и она не могла понять, в чем дело. Воспаление сальной железы? Она понятия об этом не имела.

Шутки шутками, а чувствовала себя Джейд неважно, словно с ней что-то происходило. В последнее время с волосами творится черт знает что, выглядит ужасно, ноги ватные, будто не ей принадлежат. Месячные у нее были прямо перед отъездом в Париж и все еще продолжались, причем явно ненормально. Впрочем, это ее не особенно волновало – такое случалось и раньше. И все же так, как сейчас, еще не было. Может, поэтому она так и нервничала, уезжая в Париж.

Накануне отлета она, наконец, сказала Джорджу о том, что все это время не давало ей покоя.

– Я об этой книге, – возвращаясь к давней теме, начала она. Тогдашнее объяснение Джорджа ее явно не удовлетворило. – Л. Ц. «Люблю, целую»? Зная Лэнсинга Кунза, я не могу представить, чтобы он послал книгу с такой надписью мужчине.

– Я ведь тебе сказал, что это шутка, – раздраженно откликнулся Джордж. – Ты что, мне не веришь?

– А цветы? – продолжала Джейд. Ее терзали сомнения. – Я пошутила, попросив в цветочном магазине не вкладывать карточку, – пусть, мол, гадает, какая из его приятельниц посылает ему букет. Но, может, в этой шутке есть правда?

– Выходит, ты думаешь, что у меня есть приятельницы? – спросил Джордж. – Это ты хочешь сказать?

Джейд кивнула.

– Ну так вот, нет у меня никаких приятельниц, – солгал он. А потом, глядя ей прямо в глаза, добавил – и это было правдой: – У меня есть только ты, Джейд. И никого другого мне не нужно.

– Это правда? – с недоверием спросила она. Ее бесила собственная неуверенность. Она не хотела быть занудой или ревнивицей. Все это, считала она, осталось в прошлом, в молодости.

– Я люблю тебя, – сказал он, и это было чистой правдой. – Неужели ты мне не веришь?

– Конечно, верю, – ответила она, и это тоже было правдой. Где-то в глубине души она знала – что бы там ни было, Джордж любит ее, так что, отбросив сомнения, она отправилась в Европу, считая, что поступает правильно.

После страстной ночи Джордж отвез ее в аэропорт, чего он раньше никогда не делал.

– Как жаль, что ты уезжаешь, – сказал он ей, когда они сидели в зале для пассажиров и ждали объявления на посадку. Он принес ей кипу журналов и газет, подарил белую розу и поцеловал так крепко, что она даже смутилась. В течение ближайших дней Джордж каждое утро и каждый вечер звонил ей сначала в Милан, потом в Париж и Лондон. И всякий раз повторял, как по ней скучает.

– Без тебя у меня прямо из рук все валится, – говорил он. – У меня про запас тысяча поцелуев – и все для тебя.

В примерочной, свалив на стул целую кучу свитеров и юбок, Джейд вспомнила его слова и его руки. Что бы там ни было, она верила в его любовь.

Чувство вины притупилось. Вина теперь стала постоянным позором, затуманивая мысли и чувства Кэрлис. Чем больше она пыталась избавиться от этого чувства, тем сильнее оно охватывало ее. По мере того как становилось сильнее эротическое влечение к любовнику, усиливалось и чувство вины перед мужем, и секс, который раньше казался ей воплощением здоровья и естественности, теперь превратился в нечто постыдное. Кошмар заключался в том, что чем более виноватой чувствовала она себя перед мужем, тем острее было наслаждение в постели с любовником. Она совсем потеряла осторожность. Кэрлис лгала всем и каждому: мужу, любовнику, секретарше, начальнику, отцу, друзьям. Она отнимала время у всего: у работы, у семьи, у себя самой, лишь бы еще раз испытать немыслимое, нестерпимое наслаждение. Только от тебя зависит, говорила себе Кэрлис, испытывая все больший страх, чтобы Кирк ни о чем не догадался. Чем больше пугала ее глубина чувства к Джорджу, тем отчаяннее, как к источнику уверенности, возвращалась она к дому с его размеренной жизнью.

В середине октября Кэрлис попросила секретаршу Кирка освободить ему вечер. Она выложила кучу денег за два билета на «Кошек», новый бродвейский мюзикл. Специально для этого выхода Кэрлис купила в «Саксе» новое платье и украшения к нему, а также изящные соблазнительные римские сандалеты со шнурками. В «Каролине» она заказала столик на двоих и попросила водителя Кирка поработать в тот день подольше.