Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур

– Действительно ли здесь так серо и нудно" как вам вначале казалось?- спросила Люция с легкой иронией.

В ответ он посмотрел ей в глаза и взглядом сказал, как изменилось его мнение.

В один из дней она, как бы между прочим заметила:

– Видите, пан Янек, обо всем можно забыть.

– Разумеется,- согласился он.- Но есть и исключения. Мое пребывание здесь навсегда останется в моей памяти.

– Это вам только кажется. Со временем и в соответствующих обстоятельствах оно забудется так, как выветрились те переживания, которые угнетали вас в Варшаве. Мне кажется, что они уже выветрились бесследно.

– Слава Богу, совершенно, и следа от них не осталось.

Люция рискнула спросить:

– А она?

– Что она?

– Ну, та женщина, она так же легко забыла о вас?

Он рассмеялся.

– Неизмеримо легче. Я убежден, что уже через час после нашего расставания она забыла обо мне.

– Значит, не любила.

Он нахмурился.

– Эта женщина вообще не понимает значения слова "любовь", хотя на устах у нее оно чаще, чем другие.

– Почему чаще?

– По той простой причине, что принадлежит ее… ремеслу. Понимаете? Это слово может произноситься одному человеку… А если, скажем, десяти…

– Ах, вот как,- прошептала Люция.

– Только сейчас я понял, что не имел права ничего требовать от нее, потому что сам я ничего не мог дать ей. Видите, панна Люция, это была глупая ошибка с моей стороны. Я думал, что принимаю лекарство, а это был даже не наркотик. Обычная отрава.

Некоторое время они шли молча.

– К счастью, – повторил Кольский,- от этого не осталось и следа.

Люция спросила:

– Не понимаю только, что могло склонить вас к этому досадному приключению?

– Как раз поиск наркотика.

– Согласна. Но вы ведь могли сделать лучший выбор.

– У меня, панна Люция в этой области так мало опыта, что… Впрочем, это уже прошлое, о котором мне хотелось бы забыть.

– Однако, зная вас, я не могу поверить, что вас с этой женщиной не связывал хотя бы какой-то незначительный роман.

Кольский кивнул головой.

– Конечно, но это была лишь иллюзия, заблуждение, результат самовнушения и внушения тоже. Видите ли, утопающий и за соломинку хватается. К счастью, рана оказалась не столь угрожающей и научила меня быть более осторожным в будущем.

Люция уже давно догадывалась, что речь здесь идет о пани Добранецкой. В письмах Кольского того периода она иногда встречала такие выражения, которые определенно не могли принадлежать ему и были как раз в стиле пани Добранецкой. И сейчас она радовалась, почувствовав ту неприязнь, которую питал Кольский к своей бывшей любовнице. Люция всегда считала Добранецкую женщиной злой, коварной, способной на самые подлые поступки. Это она организовала гнусную кампанию против Вильчура. Однако в глубине души ее задел тот факт, что Кольский мог любить ее и одновременно завести роман с той женщиной. Люция не страдала манией величия, но считала себя более привлекательной, чем Добранецкая. Она, бесспорно, была моложе Добранецкой, не говоря уже о разнице в этических нормах. Поэтому Люция почувствовала себя оскорбленной самим сопоставлением с Добранецкой, кроме того, хотя она не призналась бы себе сама, все-таки ей было жаль Кольского.

– Словом, вы стали антифеминистом?- спросила она.

– О нет. Это было бы преувеличением. Во всяком случае, мне бы не хотелось возобновлять поиски наркотика.

– И он вам не понадобится. Ведь все ваши переживания исчезли.

Он покачал головой.

– Нет, панна Люция, они не исчезнут никогда.

– В словах "всегда" и "никогда" много пафоса, и только очень редко в них заключена правда.

– Что поделаешь, но этот редкий случай выпал как раз на мою долю.

– Я удивляюсь,- после паузы сказала Люция,- что вы, пан Янек, так трезво умея смотреть на жизнь, не сумели оттолкнуть что-то неудобное для себя, не сумели защититься от чего-то, что приносит вам только огорчения.

– Но, панна Люция! Я вовсе не хочу отказываться от этого огорчения.

– - Ну, это уже нелогично.

– Возможно,- согласился он.

Долго шли молча.

– Расскажите мне что-нибудь о ней,- неожиданно попросила Люция.- Что вас привлекло в ней? Почему вы выбрали ее, а. не кого-нибудь другого?

Кольский пожал плечами.

– Не знаю. Я сам об этом долго думал и не нашел на это ответ. Единственным правильным ответом было бы, пожалуй, то, что не я ее выбирал, а она меня.

– И вы безропотно согласились?

– Да. Мне нечего было защищать. Вы должны понять, что, потеряв все, я сам был удивлен, что могу еще для кого-нибудь представлять интерес. Для кого-нибудь, а особенно для нее.

– Особенно? Почему особенно?

– Я не то хотел сказать. Мне хотелось сказать, что эта женщина пользовалась большим успехом, была окружена роем поклонников, отличалась привлекательностью и красотой.

– Вы осознанно употребляете прошедшее время?- она внимательно посмотрела на него.

– Осознанно,- ответил он.

– Это значит, что она уже непривлекательна и без поклонников?

– Да,- кратко ответил он.

Сейчас она убедилась, что у Кольского был роман с Добранецкой, и невольно со злобой заметила:

– Не теряйте надежды. Может быть, она восстановит свою привлекательность, и вы сможете к ней вернуться.

Кольский нахмурил брови. Он почувствовал себя глубоко уязвленным словами Люции. Правда, у него не было никакого права ждать от нее особого внимания, однако насмешки он все же не заслужил.

– Зачем вы хотите меня обидеть?- сказал он с грустью в голосе.

– Вовсе нет. Только я думаю, что, поскольку вы уже знаете ее, вас больше не ждут разочарования, вы ничем не рискуете.

Она находила какое-то удивительное и непонятное для нее самой удовольствие досаждать ему.

– Я вовсе не шучу,- продолжала она с наивным выражением лица. Выбирая другую, вы бы могли встретиться с новыми сюрпризами. А в довершение новая возлюбленная случайно не была бы окружена роем поклонников и не слыла бы красавицей.

Кольский опустил голову и молчал. Он не узнавал Люцию и начинал жалеть о том, что доверился ей. Люция почувствовала его настроение, но какое-то упрямство не позволяло ей отказаться от занятой позиции. В душе она думала:

– Так ему и надо. Так ему и надо…

За всю обратную дорогу не проронили ни одного слова. Когда поднялись на крыльцо, Кольский сказал:

– Возможно, завтра вернется профессор…

– Вам нет необходимости считаться с его возвращением. Я вам сердечно благодарна за оказанную помощь, но если это для вас неудобно, то я не смею вас больше задерживать. Кольский, стиснув зубы, сказал:

– О да, я убежден, что вы не хотите меня задерживать, и поверьте мне, что я не остался бы более часа, если бы не обещал профессору Вильчуру.

– По некоторым вопросам у вас необыкновенно чуткая совесть,- с безразличием заметила Люция.