Тадеуш Доленга-Мостович - Профессор Вильчур

– Да. Приятно, что вы хоть что-то чуткое нашли во мне, потому что моя кожа, как вы считаете, настолько толстая и нечувствительная, что из нее можно сделать подушку для шпилек.

Настроение Люции окончательно испортилось. Она была недовольна собой. Самых несправедливых и ужасных вещей наговорила Кольскому; возможно, даже оскорбила его. И все это в ответ на его доверчивость, искренние признания. Она не могла понять собственных мотивов.

– Что со мной случилось?- думала она.- Что со мной случилось?

Она вела себя по отношению к нему просто бестактно. Ее последние слова на крыльце означали, что его попросту выпроваживают из дома. Правда, начал он, он первый вспомнил о возвращении профессора, но все-таки вела она себя скверно. Наверное, он сидит сейчас у себя несчастный и переживает. Как могла она быть такой бесчувственной по отношению к нему! Как это нехорошо, что она воспользовалась своим преимуществом по отношению к человеку, который ее любит. Как все это бессмысленно, ведь он ей очень нравился, она радовалась его пребыванию в больнице, его общество для нее – настоящий праздник, и она действительно хотела задержать его как можно дольше.

Она долго думала над этим и решила завтра же вознаградить Кольского за сегодняшние неприятности. Нужно оказать ему как можно больше расположения. Л еще извиниться, просто извиниться, потому что виновата.

До извинений, однако, не дошло. А не дошло по следующей причине.

На следующий день ранним утром привезли из Нескупы молодого парня, который, найдя в речушке шрапнель со времен войны, начал раскручивать заржавевший заряд. Его привезли всего израненного, и Кольский, не закончив завтрака, начал с помощью Донки штопать несчастного. Когда уже операция была закончена и пострадавшего перенесли на кровать, Кольский с Донкой вернулись в операционную, чтобы навести порядок. Стенка между операционной и амбулаторией была сколочена из тонких досок, поэтому в амбулатории было хорошо слышно каждое громко произнесенное слово. Еще отчетливее был слышен смех. А Донка и Кольский все время смеялись, смеялись весело и беззаботно. В голосе Донки явно слышались нотки кокетства. Они говорили о каких-то танцах. Потом Кольский хвалил Донку за ее усердие в уборке его комнаты и вдруг сказал шутя:

– Когда буду уезжать в Варшаву, то запакую вас в сундук и заберу с собой.

– А вы думаете, что Василь на это согласится?- дружески отшучивалась Донка.

– А мы сделаем это потихоньку, он и не заметит.

Люция была возмущена. Посмеивается там с этой глупенькой девушкой. Ведет себя как школьник. И что они там так долго делают? Эта сопливая кокетничает, а ему, видимо, это доставляет удовольствие. Это просто неприлично. Новый взрыв смеха заставил Люцию вскочить.

– Ну, я ее научу уму-разуму,- сказала она себе вполголоса.

За обедом она обменялась с Кольским лишь несколькими словами, а позднее позвала Донку в аптеку и, вперив в нее суровый взгляд, сказала:

– Дорогая моя, я хочу обратить твое внимание на то, что ты ведешь себя неприлично. Я слышала сегодня твой разговор с доктором в операционной и уж со всей определенностью заявляю тебе, что больница не место для флирта, для флирта и хихиканья, а доктор для тебя не подходящий партнер. Постыдилась бы, имея жениха, заигрывать с другими мужчинами. Если бы пан профессор узнал об этом, он бы очень рассердился на тебя.

Донка, которая вначале широко раскрыла глаза и немного испугалась строгого тона Люции, сейчас подумала, что уж кто-кто, но профессор определенно не рассердился бы на нее: он ведь и сам часто шутит с ней так же, как доктор Кольский. Она не чувствовала себя виноватой.

– Но я же ничего такого…- начала она защищаться.

Люция прервала ее:

– Так вот я прошу тебя, чтобы больше ничего такого не повторялось. Если у тебя смазливое личико, то это еще ничего не значит и из этого вовсе не следует, что ты постоянно должна стрелять глазками в пана доктора. Я и раньше это заметила, да-да. А сейчас убери эти травы. У пана Емела все постоянно в беспорядке. Действительно, нужно иметь стальные нервы…

Сказав это, Люция ушла в свою комнату, накинула на плечи пальто и одна отправилась на прогулку. Она умышленно прошла мимо окон Кольского, чтобы он мог ее видеть.

И она не ошиблась: Кольский, конечно, увидел ее. И хотя в нем еще жила обида за вчерашнее, он решил все же догнать ее и извиниться за то, в чем был невиновен. Ему было тяжело перенести ее холод.

В сенях он увидел Донку. Она стояла, опершись на подоконник, и горько плакала.

– Что с вами?- спросил он, удивленный.

В ответ девушка заплакала еще громче. Прошло много времени, пока он добился от нее первых слов:

– Пани Люция… отругала меня… как, не знаю как… как последнюю…

– За что отругала?

– А за вас…

– За меня? Как это за меня?

– Потому что панна Люция… сказала… что я, что я…

– Что вы?

– Что я флиртую с вами, пан доктор,- выдавила из себя Донка и снова разрыдалась.

– Ну, успокойтесь, пожалуйста. Что за нелепость?

– У-у-у-у,- плакала Донка.- Что я стреляю в вас глазами… У-у-у. А я же ничего, я, Боже упаси…

Она постепенно успокаивалась и более или менее точно повторила всю головомойку, полученную от Люции. Это его не только озадачило, но и оскорбило. Он не ожидал, что Люция могла дойти до того, чтобы подозревать его в каких-то шашнях тут, под этой крышей. Вероятно, решила испортить его пребывание здесь окончательно, потому что не могла же она принять всерьез, что он флиртует с этой девушкой, ведь даже намека на это не было. Донка показалась ему сразу милой и симпатичной, и он шутил с ней так, как обычно в Варшаве с медсестрами, которые ему нравились. В данном случае самым неприятным было то, что пострадала невинная Донка. Он, как умел, успокаивал ее и пообещал, что выяснит все с панной Люцией. И действительно, он решил поговорить с ней сейчас же. Кольский догадывался, что Люция пошла в сторону леса, и отправился в том же направлении. Минут через пятнадцать-двадцать он догнал ее на повороте дороги. Услышав его шаги сзади, она остановилась и сказала:

– О, я вижу, что и вы любитель одиноких прогулок.

– Вовсе не одиноких, я как раз искал вас. Вы ушли, даже не спросив, буду ли я вас сопровождать.

– Я не думала, что это доставит вам удовольствие. Это, во-первых. А во-вторых, я полагала, что вы найдете более приятное общество для прогулки.

– О ком вы говорите?

– Ах, Боже мой, не все ли равно? Речь идет вообще о женщине, о какой-нибудь женщине. Я вижу, вы стали настоящим бабником.

– И из чего это видно?

– Ну, хотя бы из ваших заигрываний с Донкой.

– Как вы можете так говорить?!- воскликнул он в отчаянии.

– Но будьте осторожны,- продолжала она, как бы не услышав его реакции.- Василь – крепкий парень. Не так просто будет вам запаковать его невесту в сундук.